Страшные документы о страхе пополнили нашу экспозицию мемориального музея "Бабий Яр" |
Здесь мы приводим отдельные выдержки из этих документов.
Товарищ Сталин почти ежедневно интересовался ходом следствия по делу врачей и делу Абакумова — Шварцмана, разговаривая со мной по телефону, иногда вызывая к себе в кабинет.Разговаривал товарищ Сталин, как правило, с большим раздражением, постоянно высказывая неудовлетворение ходом следствия, бранил, угрожал и, как правило, требовал арестованных бить: «Бить, бить, смертным боем бить». Мои замечания, что это может привести к смерти арестованного, что некоторые арестованные, как, например, Вовси, Коган, дают показания без применения репрессий — вызвали еще большее раздражение и упреки, что его указания не выполняются. В такой ненормальной обстановке шло следствие. От меня требовали признательных показаний о злонамеренных действиях арестованных врачей во всех случаях смерти ответственных работников (товарищей Жданова, Щербакова, Димитрова, Толбухина, Ефремова и др.) или во всех случаях серьезного заболевания (товарищей Андреева, Тореза, Токуда, Василевского, Говорова, Левченко и др.)*. Естественно, что эти требования товарища Сталина я доводил до следователей. Новые аресты производились без достаточных оснований, а порой без наличия какого-либо материала. Так были арестованы невропатолог Попова, отоларинголог Преображенский, терапевт Зеленин и др., на которых в МГБ не было никакого компрометирующего материала. Достаточно было какому-либо арестованному назвать нового врача, даже как участника консилиума, как правило, следовало указание товарища Сталина его арестовать. В связи с этим мною много раз задерживалась посылка тех протоколов, где проходили новые лица, или такие протоколы посылались с указанием, что прошедшие по показаниям лица взяты в активную агентурную разработку и что результаты будут доложены дополнительно. Но и это не всегда давало положительные результаты. Мне можно поставить совершенно естественный вопрос: как я оценивал дело врачей Лечсанупра? Должен по совести признаться, в глубине души я никогда не верил, что в Лечсанупре Кремля существовала и организованно действовала террористическая группа и тем паче, что она работала по заданию капиталистических разведок. (Тут замечательно выражение «по совести признаться» — неужели совесть еще не была упразднена вместе с «буржуазным гуманизмом»? И еще — «в глубине души не верил», но ведь делал! — Ред.) К такому выводу я пришел потому, что никто из арестованных сговора между собой не признавал, преднамеренное вредительство отрицал, а названные Виноградовым, Вовси, Коганом шпионские связи обрывались на умерших лицах. Единственным живым человеком, названным Виноградовым, оказался ранее арестованный и осужденный на 25 лет врач Берлин. Он был доставлен из лагеря в Москву, «признался» в своей шпионской работе и дал развернутые показания. Однако проведенная проверка показала их полную несостоятельность, поэтому протоколы показаний Берлина в инстанции не посылались. Еще менее убедительны были показания о связи арестованных врачей-евреев с международной организацией «Джойнт». Все показания арестованных шли на Шимелиовича, расстрелянного по делу «Еврейского антифашистского комитета». Сами показания о шпионаже были явно неубедительными. Как мне стало известно, некоторые следователи в ходе следствия допускали явные нарушения советских законов: фальсифицировали показания арестованных, издевательски относились к ним, избивали их, хотя следователям делать это категорически запрещалось. (Вопрос: когда стало известно и что в связи с этими сведениями тов. Гоглидзе предпринял? — Ред.) После выхода в свет постановления ЦК от 11 июля 1951 г., в котором давалась директива МГБ — вскрыть существующую среди врачей вражескую группу, проводящую вредительскую работу против руководителей партии и правительства, — в оперативных управлениях, имевших отношение к работе среди врачей, были просмотрены все дела на агентурно разрабатывавшихся врачей. Как показало изучение этих дел, МГБ не располагало сведениями о существовании среди врачей организованной вражеской группы. Имелись агентурные донесения и записи секретного прослушивания, указывавшие лишь на то, что некоторые из разрабатывавшихся врачей вели антисоветские разговоры, высказывали недовольство якобы официально проводящейся в СССР линией на ограничение прав для лиц еврейской национальности… Из имевшихся материалов было видно, что отдельные из разрабатывавшихся врачей и членов их семей вели клеветнические разговоры в отношении руководителей партии и правительства, высказывали по их адресу злые пожелания. Мое сообщение вызвало резкое раздражение товарища Сталина, и он, упрекая в том, что «чекисты ни черта не видят дальше своего носа, перерождаются в простофиль-обывателей, не хотят честно выполнять директив ЦК», потребовал принятия решительных мер по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой, как он сказал, давно и твердо убежден. «Если не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, то будете там же, где и Абакумов», «Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать, и в морду дать, если вами не будут выполняться мои требования», «Мы вас разгоним, как баранов» Начиная с конца октября 1952 г. товарищ Сталин все чаще и чаще в категорической форме требовал от меня, товарища Гоглидзе и следователей применять меры физического воздействия в отношении арестованных врачей, не признающихся во вражеской деятельности: «Бейте!» — требовал он от нас, заявляя при этом: «Вы что, хотите быть более гуманными, чем был Ленин, приказавший Дзержинскому выбросить в окно Савинкова? По рассказам товарища Гоглидзе, в этот период претензии товарища Сталина к следствию, равно как и к нему лично, резко усилились и возросли. Товарищ Сталин ежедневно и очень настойчиво требовал активизации допросов, арестов врачей и применения к ним мер физического воздействия. Я выполнял указания. - С. Игнатьев Два пути чекиста: «на выдвижение или в тюрьму» Рапорт начальника Следственной части по особо важным делам МВД СССР Л.Е. Влодзимирского министру внутренних дел СССР Л.П. Берии Дело на врачей возникло по инициативе Рюмина, который подал летом 1951 г. заявление в ЦК КПСС о якобы полученных им показаниях арестованного Этингера. Надо сказать, продолжал т. Игнатьев, что это заявление Рюмин подал после того, как однажды, возвращаясь из Лефортовской тюрьмы, забыл в автобусе свой портфель с совершенно секретными документами, Товарищ Сталин* придал большое значение заявлению Рюмина, и на основании этого заявления начались аресты врачей. Товарищ Сталин говорил мне, что арестованные врачи действовали по заданиям американцев, перед которыми они преклонялись, и требовал, чтобы мы добились от них признаний в террористической деятельности. По возвращении с юга товарищ Игнатьев получил указание от товарища Сталина арестовать Питовранова, Шубнякова и ряд других чекистов. Причем до этого он имел разговор с Рюминым, который ему сообщил, что с ним недавно лично разговаривал товарищ Сталин и что он, Рюмин, подтвердил все то, что он писал товарищу Сталину в письме, с которым я был ознакомлен на юге. Примерно в это же время товарищ Сталин дал указание товарищу Игнатьеву убрать из МГБ СССР всех евреев. На замечание товарища Игнатьева, что многие из них занимают ответственное положение и, как, например, Эйтингон, лично известны товарищу Сталину в связи с выполнявшимися ими ответственными заданиями, товарищ Сталин сказал: «Я и не говорю Вам, чтобы Вы их выгоняли на улицу. Посадите и пусть сидят. У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму». Никита Петров «Мемориал» 21.08.2011 |
Комментариев нет:
Отправить комментарий