К 110-летию Кишиневского погрома. РЕЧЬ К УЧИТЕЛЯМ: Что есть национальное воспитание?

             6 апреля 1903 года, в первый день христианской Пасхи с благословения светских и церковных властей был спровоцирован один из самых  жестоких за всю историю 1 000-летних  еврейских погромов в Российской империи.   
            Это кровавое событие стало поворотным моментом в формировании идеологии и практики политического сионизма, созиданию которого,  начиная с 1903 года, и посвятил всю свою жизнь  ВЛАДИМИР (ЗЕЕВ) ЖАБОТИНСКИЙ. 
          За прошедшее с того времени столетие, актуальность поставленных в этой его речи проблем национального воспитания либеральной  молодежи в московско - православной чекистско-полицейской  диаспоре   не только не исчезла,  а даже возросла, то мы считаем уместным опубликовать  в нашем блоге первый программный документ политического сионизма, составленный молодым одесским литератором и журналистом Владимиром  Жаботинским в 1903г. (и опубликованном в сборнике - "Фельетоны"(?!). 
(При этом выражаем глубокую благодарность и признательность нашей учительнице иврита Марине  Лысак, которая любезно поделилась литературными источниками для этих публикаций из своей "бейтаровской" библиотечки). 

        
            " Было время, когда еврейская молодежь не только не рвалась к просвещению так усердно, как теперь. но когда отдельным лицам приходилось напрягать все усилия, чтобы приручить еврейскую массу к просвещению. Эта масса боялась просвещения и выставляла против него фанатический предрассудок преувеличенной самобытности – отчасти религиозной, отчасти национальной. Ясно. что людям, желавшим спасти эту массу от невежества, пришлось напасть на предрассудок. И они это исполнили. Они внушали массе, что надо быть прежде всего человеком, что наука равно хороша для всех, что несть эллина и несть иудея и так далее. Эта проповедь менее, чем и полвека. произвела в еврейской массе коренную перемену, совершила огромный переворот: насколько евреи прежде боялись гуманитарного просвещения, настолько они теперь жаждут его. так что не хватает ни школ. ни учителей, ни пособий: и по распространенности этой жажды знания среди беднейших слоев мы, российские евреи, может быть. являемся первой народностью в мире.

  Но теперь эпоха уже настала другая, и другие нужны для нее слова и дороги. Любовь к гуманитарному просвещению уже вызвана раз навсегда и не только не может ослабеть, но будет все распространяться в ширину и глубину среди еврейских масс. Стараясь пробудить эту любовь, просветителям прежней эпохи, конечно, не было никакой нужды настаивать на национальном оттенке воспитания, потому что он сам собой разумелся: ведь тогда только о том пока и можно было мечтать, чтобы внести в слишком узкое национальное и религиозное воспитание гуманитарную струю. Но теперь, когда это достигнуто, и достигнуто блестяще, повторилось то явление, которое всегда сопутствует успеху какой угодно идеи, даже самой полезной, самой благородной: добежав до цели, мы с разбегу пронеслись дальше. Цель была – создать еврея, который, оставаясь евреем, мог бы жить общечеловеческой жизнью: мы теперь сплошь прониклись жаждой культуры, но так же сплошь забыли о том, что надо оставаться евреями. Или, вернее, не забыли (есть веские причины, мешающие забыть), но наполовину перестали быть евреями, потому что перестали дорожить своей еврейской сущностью и начали тяготиться ею: и именно в том, что, с одной стороны, мы не можем забыть о своем еврействе, а с другой – тяготимся им, – и скрыта главная горечь нашего положения; и из этого положения необходимо выйти. Чтобы выйти из него, есть, может быть, разные средства, но только одно из них в наших руках: это средство –сделать так, чтобы мы перестали тяготиться своим еврейством и научились дорожить им.

  Таким образом задача еврейского народного просвещения в настоящее время является диаметрально противоположной задаче прежней эпохи. Тогдашним девизом было: «стремитесь к общечеловеческому!»– ибо стремление к национальному (тогда выражались – «религиозному») уже имелось в обилии. Теперешним должно быть: «стремитесь к национальному!», ибо стремление к общечеловеческому уже имеется. В результате оба противоположных девиза ведут к одной цели, как оба радиуса диаметра к одному центру: к созданию еврея-гуманиста. Но, ведя к той же цели, новый девиз, однако, требует коренной перемены, полного перемещения центра тяжести воспитательной системы. Во дни оны центром тяжести еврейского воспитания надо было сделать гуманитарный элемент, чтобы скорей выжить дух нетерпимости и узости; но теперь центром всей системы воспитания еврейской молодежи должен стать национальный элемент, ибо надо выжить дух самопрезрения и возродить дух самосознания.

  Вот реформа, необходимая ныне: надо перевернуть душу преподавания, произвести революцию в самом принципе системы.

  Нельзя больше так жить, как мы живем: мы жалуемся на то, что нас презирают, а сами себя почти презираем. И это не мудрено, если подумать, что еврей, воспитанный по-нынешнему, знает о еврействе, т.е. о самом себе, только,то, что видит вокруг, то есть картину, не могущую польстить чувству национального достоинства. Если бы ему была известна колоссальная летопись еврейского величия и еврейского скитания, он мог бы почувствовать, сколько благородных сил кроется в этом маленьком и непобедимом племени, и ощутил бы гордость, и приучился бы радоваться при мысли, что он еврей; и тогда все неприятности еврейского существования показались бы ему гораздо легче, потому что терпеть неприятности за нечто любимое гораздо легче, нежели за нечто нена вистное или почти ненавистное. Но еврей, воспитанный по-теперешнему, совершенно не знает величавой перспективы еврейской истории, а знает только сегодняшний момент и свой уголок – Пружаны или Голту,– и ни в этом моменте, ни в этом уголке нет, конечно, ничего величавого, а есть зато много забитого и приниженного. По этому образцу он знакомится с еврейством, и вне этого образца ничего не знает о еврействе; и у него создается очень жалкое и тяжелое представление об этом еврействе, ему неприятно, что он тоже еврей, и иногда, ложась спать, он тайком думает: ах, если бы завтра утром оказалось, что все это был дурной сон, что я – не еврей! Но «завтра» приходит, и он просыпается евреем, и тащит за собой, почти с проклятиями, свое еврейство, как каледонский каторжник ядро. При каждом испытании судьбы он морщится и горько спрашивает: «Да во имя чего же, наконец, все это? Разве я еврей? Что такое еврей? Где-то там во Франции, в Марокко, в Румынии есть люди, которых тоже называют этим именем: разве я им брат? Я даже не знаю, сколько их, как им живется, о чем они мечтают, я не имею о них понятия, – а должен быть евреем…» И его охватывает злоба против этого имени, и он начинает употреблять его, как ругательное: и окружающие замечают все это и говорят друг другу: да как же нам не презирать его, если он сам презирает и свое племя настолько, что ничего о нем не знает, и себя самого настолько, что ругается своим собственным именем?

  Мы, евреи нынешнего переходного времени, вырастаем как бы на границе двух миров. По ею сторону– еврейство, по ту сторону – русская культура. Именно русская культура, а не русский народ: народа мы почти не видим, почти не прикасаемся –даже у самых «ассимилированных» из нас почти никогда не бывает близких знакомств среди русского населения. Мы узнаем русский народ по его культуре – главным образом, по его писателям, то есть по лучшим, высшим, чистейшим проявлениям русского духа. И именно потому, что быта русского мы не знаем, не знаем русской обыденщины и обывательщины, – представление о русском народе создается у нас только по его гениям и вождям, и картина, конечно, получается сказочно прекрасная. Не знаю, многие ли из нас любят Россию, но многие, слишком многие из нас, детей еврейского интеллигентного круга, безумно и унизительно влюблены в русскую культуру, а через нее в весь русский мир, о котором только по этой культуре и судят. И эта влюбленность вполне естественна, потому что мир еврейский, мир по ею сторону границы не мог в их душе соперничать с обаянием «той стороны». Ибо еврейство мы, наоборот, узнаем с раннего детства не в высших его проявлениях, а именно в его обыденщине и обывательщине. Мы живем среди этого гетто и видим на каждом шагу его уродливую измельчалость, созданную веками гнета, и оно так непривлекательно, некрасиво… А того, что поистине у нас высоко и величаво, еврейской культуры – ее мы не видим. Дети простонародья кое-как еще видят ее в хедере, но там она дается в такой нелепой форме и обстановке, что полюбить ее немыслимо. Дети же среднего круга и того лишены. Сплошь и рядом нет у них даже отдаленного понятия об истории еврейского народа. Они не знают о его исторической роли просветителя народов белой расы, о его несокрушимой духовной силе, которая не поддалась никаким гонениям: они знают о еврействе только то, что видят и слышат. А что они видят? Видят они запуганного человека, видят, как его отовсюду гонят и всюду оскорбляют, и он не смеет огрызнуться. А что они слышат? Разве слышат они когда-нибудь слово «еврей», произнесенное тоном гордости и достоинства? Разве родители говорят им: помни, что ты еврей, и держи выше голову? – Никогда. Дети нашего народа слышат от своих родителей слово «еврей» только с оттенками приниженности и боязни. Отпуская сына из дому на улицу, мать говорит ему: – Помни, что ты еврей, и иди сторонкой, чтобы никого не толкнуть…

  Отдавая в школу, мать говорит ему: – Помни, что ты еврей, и будь тише воды, ниже травы… – Так поневоле связывается у него имя «еврей» с представлением о доле раба, и ни о чем больше. Он не знает еврея – он знает жида; не знает Израиля, а только Сруля; не знает гордого сирийского коня, каким был наш народ когда-то, а знает только жалкую нынешнюю «клячу». Роковым образом он узнает еврейский мир только по его изнанке – и русский мир только по его лицевой стороне. И он вырастает влюбленным во все русское унизительной любовью свинопаса к царевне. Все его сердце, его симпатии все на той стороне: но ведь он все-таки еврей по крови, и об этом никто не хочет забыть: и он несет на себе свое проклятое еврейство, как безобразный прыщ. как уродливый горб, от которого нельзя избавиться, и каждая минута его жизни отравлена этой пропастью между тем, чем бы хотелось ему быть. и что он есть на самом деле… – Отравлена? – усомнятся многие, а про себя подумают, что чересчур уже сильно это сказано. Ибо они сами все это испытали, и было оно. действительно. весьма неприятно в иные минуты: но ведь вот они. слава Б-гу. живы и здоровы, едят и холят, и ведут свои дела: значит, не так уж оно все опасно. чтобы стоило кричать об отраве. – А я думаю, что здесь именно отрава, отрава всего организма. Она не приводит нас к самоубийству, потому что она затяжная. изо дня в день. Мы с нею свыкаемся, как свыкается человек со своей хромотою. Я видел однажды хромую девочку, которая была очень весела, и, глядя на нее, я подумал: эта девочка уже свыклась и ничуть не страдает от своего недостатка. – Но тогда я уловил взор ее матери, устре мленный на нее. и мне стало страшно больно. Я понял. что мать лучше меня читала в душе этого ребенка. и видела ясно. как на самом дне этой души. даже в минуту хохота и резвости, таилась и теплилась какая-то искорка обиды за свое убожество. И мать понимала, что никогда не погаснет та искорка, и девочка пронесет ее с собою через всю жизнь, и как бы она звонко ни хохотала, как бы шибко ни выучилась бегать, все-таки вечно будет она чувствовать себя на крохотный волосок ниже других, потому что они как все люди, а у нее хромая нога. Так будет насквозь отравлена вся ее жизнь, и никогда не узнает она ни в чем полного счастья в той мере. в какой оно доступно другим людям, потому что она ниже их. Мать это понимала, и во взоре ее был траур по этой девочке. Если есть у нас чуткие матери, то и они должны тосковать о нашей судьбе, потому что драма хромой девочки, резвящейся рядом с другими детьми и все-таки хромой, есть драма еврея, влюбленного в чуждую культуру и все-таки еврея. Со стороны покажется, будто он рад и весел и забыл о своем уродстве; но кто умеет заглянуть в глубь души. тот и в самые счастливые минуты найдет на дне ее вечно болезненную точку обиды. Он может свыкнуться со своим горбом, но не может забыть. И потому вся жизнь его отравлена, и никогда и ни в чем он не будет переживать ее так же свободно и полновесно, как другие, ибо вечно, самому себе наперекор, будет себя чувствовать на волосок ниже других… Я вспоминаю один случай. Мы в одном городе Юга ждали как-то погрома. Я был в числе дозорных и обходил с двумя товарищами базары – понаблюдать, не начинается ли где-нибудь беда. При этом. проходя среди русской толпы, мы инстинктивно старались придавать себе «русское» выражение липа и говорить с московским акцентом. Мне кажется, что не из трусости и даже не из каких-либо особенных конспиративных соображений, а чисто по инстинкту: мы бессознательно чувствовали, что теперь удобнее стушевать наше еврейство и не привлекать внимания. На одном из базаров, где было много народу, мне бросился в глаза старый еврей, в пейсах и долгополом кафтане. Он пробирался среди толпы осторожно, и по лицу его чувствовалось, что он понимает опасность и боится. Но мне при взгляде на него при шло в голову, что он хоть и боится, а не делает и не может сделать попытки затушевать свои еврейские признаки. Он знает, что внешность его бросается и глаза и привлекает внимание враждебной толпы, но ему даже не могло прийти в голову, что следовало бы не казаться евреем. Он от малых лет сроднился с мыслью, что он – еврей и должен быть евреем, и теперь не мог бы даже вообразить, как это он да станет непохож на еврея, хотя бы и в минуту крайней опасности. Оттого он, который боялся, чувствовал себя в эту минуту внутренне свободнее нас, которые, может быть, не боялись в простом смысле этого слова, но все-таки инстинктивно прятали то, что он выставлял напоказ. Ибо мы от малых лет сроднились с мыслью, что мы. правда, евреи, но не должны быть евреями. Он – Б-жию милостью еврей; мы – осужденные на вечное еврейство. Я. вероятно, очень бледно и невразумительно рассказал все эти переживания, потому что говорю по отдаленным воспоминаниям. Для нас (я говорю о людях моего политического лагеря) уже давно прошла пора. когда мы так чувствовали. Мы подошли к еврейству и вгляделись в него. и нашли в нем столько величия и красоты, что под их обаянием душа выпрямилась. подняла голову и ощутила до глубины всю гордость сознания: «я еврей». Так же невольно, как мы прежде смотрели на ту сторону униженно влюбленными глазами, так же невольно смотрим мы теперь и на «ту», и на все другие стороны глазами равного на равного – даже. быть может, глазами высшего на младшего. Мы переродились, потому что прежде мы терпели свое еврейство поневоле, а теперь мы им горды, мы ему радуемся, как радуется женщина своей красоте. На Западе есть поговорка: aus der Not eine Tugend. По-русски это значит: возводить необходимость в добродетель, в заслугу. Эта поговорка насмешливая. но в основе ее лежит верно подмеченный психологический факт: человеку становится легче. если он aus der Not сделает себе eine Tugend – если тем, за что его преследуют, сам он будет гордиться. а не гнушаться. И если мы хотим, чтобы нашим детям было легче, если хотим избавить их от той драмы хромого, которую пережили сами, то мы должны воспитать их так. чтобы сознание своего племени было для них не неволей, а радостью и гордостью. Но для этого надо с первых лет очаровать их той величавой красотою, которую мы. их старшие братья, узнали так поздно, уже в мучительном переломе юности. Надо поверх нашей мизерной обыденщины, поверх согбенной спины жалкого Сруля, показать им Израиля, его царственный дух во всем его могуществе, его трагическую историю во всем ее грандиозном великолепии. Только это исцелит нашу душу. Мы должны честно вдуматься во все это. ибо так больше жить нельзя. Мы стоим перед огромною задачей, потому что почти ежедневно прибывают новые рекруты культуры из нашего племени, и мы должны спасти их от той внутренней горечи, которую так обильно и сытно испытали сами. Мы должны дать подрастающим поколениям гуманитарную культуру, но мы должны прежде всего гарантировать еврею мир с самим собою и уважение к самому себе. Мы прежде всего должны дать ему летопись нашей народности, чтобы он хорошо вник в то, как она жила с первых дней пути своего, сколько мощи проявила, сколько послужила братьям-иноплеменникам: чтобы он мог радостно улыбнуться, приосаниться и полюбить ее. Но эта летопись огромна, обширнее истории всякого другого народа, потому что древнее и потому что вторая половина ее разбита на отдельные поэмы скитания во многих чужбинах. Он должен узнать всю эту книгу книг, должен узнать о настоящем быте своих соплеменников иного подданства столько же, сколько о прошлом величии Иерусалима, чтобы чувствовать исконное братство. Он должен знать и прошлое, и нынешнее духовное творчество нашего племени, и не должны родные писатели оставаться для него неизвестными именами. Все это не может быть изучено между прочим: весь этот огромный материал требует огромного внимания: оттого ему должна быть отведена главная роль. ради него должно слегка потесниться, если нужно, все прочее, а не наоборот: наука об еврействе должна стать для нас центром науки.

  Наша главная болезнь – самопрезрение, нашаглавная нужда – развить самоуважение: значит, основой нашего народного воспитания должно быть отныне самопознание. Так воспитывается на земле всякий здоровый народ, всякая нормальная личность. Вам часто, вероятно, говорят, что быть сторонником национализации воспитания значит быть сионистом. и я знаю, что многих этот довод пугает. Но это ошибка. Здесь спор идет не между сионистом и несионистом: спор гораздо глубже. На одной стороне стоят те, кто, сознательно или бессознательно, потеряли надежду или желание сохранить еврейство не прикосновенным и ведут его к исчезновению со сцены; на другой те, которые ко дню будущего международного братства хотят сберечь живым и того брата, имя которому Израиль, и сберегут его – во что бы то ни стало. Дело не в споре партии и партии: здесь спорят между собою тенденция жизни и тенденция смерти. Этим решается и вопрос о «древнееврсйском языке. Сегодня и здесь я не намерен говорить о нем. как о языке преподавания: это вопрос совсем особый, очень сложный и спорный. Я рассматриваю сейчас еврейский язык лишь как предмет преподавания и хочу в этом смысле определить его место и роль. Мне кажется возможным сделать это в немногих строках, ибо после всего, что выше сказано, сам собою напрашивается вывод: несомненно, что при таком перенесении воспитательного центра тяжести на самопознавание – еврейский язык совершенно неизбежно и естественно становится главным орудием воспитания. Когда человек интересуется французской литературой. он прежде всего изучает французский язык, а не полагается на переводы. Но мы ведь не просто «интересуемся», для нас это не есть вопрос любознательности – для нас вопрос идет об исцелении и перерождении исковерканной еврейской души, и еврейская культура стала для нас прибежищемединственного спасения. На ее изучении должны мы построить всю нашу новую систему воспитания, и начать волей-неволей придется с того наречия, на котором записаны все творения израильского духа. Наш язык – это порог, мимо которого нет доступа в школу национального воспитания, а проникнуть в эту школу стало для нас вопросом жизни или смерти. Нас упрекают в мечтательстве и романтизме, нам говорят, будто мы ведем свою национальную проно ведь из какой-то эстетической прихоти – потому, что нам нравится еврейская культура и еврейский язык. Да, не спорю, нравится, но не в том дело. Если бы еврейская культура была еще ниже клевет Лютостанского, если бы еврейский язык был хуже скрипа немазаной телеги, то и тогда возвращение к этой культуре через посредство этого языка было бы для нас совершенно непреодолимой реальной потребное тью, от неудовлетворения которой мы реально страдаем, – было бы властной исторической необходимостью. Нас национализирует сама история, и тех. кто ей противится, она тоже рано или поздно повлечет за собою. Но они поплетутся тогда за нею в хвосте, как связанные пленники за колесницей покорителя. Благо тому. кто вовремя поймет ее дух и пойдет в первых рядах ее победоносного течения. И первым из первых должен пойти тот. в чьей власти душа народа – народный учитель.

  1903.

  Примечание:

  Лютостанский Ипполит – автор книг, содержащих невежественную клевету на еврейскую религию и культуру.

Россия войну в Сирии проиграла. Безнадежно и по-крупному.

Как Саддам Израиль спасал

Анатолий Гержгорин, Нью-Йорк

В ту ночь Биньямину Нетаниягу не спалось.
Он долго раздумывал и, наконец, решил
позвонить Бараку Обаме. И вот что
из этого получилось:
- Алло, это 11-11?
- Нет, это 1-1-1-1.
- Я и говорю - 11-11.
- Да нет, это 1-1-1-1.
- Да? Тогда извините.
- Ничего страшного. Я привык подходить
к телефону, когда он звонит. 
(Слухи) 

Вся история человечества - это история войн. Главным их движителем всегда были, прежде всего, жадность и зависть. И только потом - ненависть, коварство и прочие сугубо эмоциональные причины. Редко кто способен довольствоваться тем, что имеет. Ведь у соседа и земля плодородней, и овцы тучней, и жена красивей. И если ты не позаришься на его достояние, то обязательно найдется кто-то другой. Таково уж свойство человеческой натуры. Но даже из этого правила есть свои исключения. Это, как нетрудно догадаться, евреи. 

В Европе, которая на протяжении веков тотально грабила и уничтожала евреев, 150 миллионов человек (то есть каждый пятый) не скрывают своих откровенно юдофобских настроений. В Амстердаме, Берлине, Будапеште, Лондоне, Париже, Риме и Стокгольме призывы к уничтожению Израиля стали нормой в мечетях и государственных школах, на страницах газет и учебников, в околодокументальных фильмах и радиоинсценировках. Ненавистью дышат и выступления евродепутатов, для которых всеобщий мир возможен лишь после исчезновения Израиля. Их буквально бесит, что этот "враг рода человеческого" претендует на роль сверхдержавы благодаря "необычайной военной силе и стремительно растущему богатству". 

Одни пакости делаются из ненависти, другие - из страха. Это сути не меняет. Самый страшный тип подлеца - идейный подлец. В Ливане уже полмиллиона сирийских беженцев. Это больше, чем так называемых палестинских беженцев в четвертом поколении и тех, кто успел в них записаться. UNRWA - структура ООН, занимающаяся исключительно "палестинцами", чужих, то бишь "сирийцев", в упор не видит. Обычно, когда речь заходит об этой структуре, ее название умышленно искажают, опуская последнюю часть - Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ. Потому что "организация работ" - дело хлопотное, бесперспективное и небезопасное. Зачем работать, если и так кормят? 

Ливанское отделение UNRWA возглавляет Энн Дисморр - бывший председатель комиссии по международным связям шведского риксдага. Свой старый опыт укрепления "международных связей" она успешно внедряет и на новой почве. В духе все того же пещерного юдофобства. Последнняя ее выходка - коллективная фотография сотрудников местного филиала на фоне политической карты Ближнего Востока. Особенность этой карты в том, что Израиля на ней нет. Вместо него значится "Арабская Палестина". И Энн Дисморр гордо держит эту "карту", позируя перед фотографом. 

Энн Дисморр (вторая справа) с картой «Арабской Палестины», на которой нет Израиля.
Фото: screen capture/pn-news.net 

Карликам всегда кажется, что они великаны. Проблема лишь в том, что снимок сделан не во время пикника, а на церемонии открытия нового проекта, финансирование которого взяла на себя Германия. 

Деградация ООН началась не вчера. И дело вовсе не в многолетнем противостоянии сверхдержав - СССР и США. И, тем более, не в странах так называемого "третьего мира", пляшущих под мусульманскую дудку. ООН была обречена с самого начала, став преемницей Лиги наций и унаследовав все ее болезни. Как показывает история, объединить "международное сообщество" можно только на одной платформе - антисемитской. Других вариантов нет. И бесполезно искать логику или взывать к здравому смыслу. Это выше человеческого понимания. 

Почему ненавидят Америку? Из зависти? Вполне возможно. Хотя почему в таком случае не завидуют процветающим Катару или Швейцарии, набирающему с каждым днем вес Китаю, возглавляющим почти все существующие рейтинги скандинавским странам? Кто первым спешит всегда на выручку пострадавшим? Америка. Кто встает на пути общемирового зла? Америка. Кто движет мировой прогресс, обогащая мир научными открытиями и технологическими новшествами? Америка. Кто, наконец, оплачивает львиную долю расходов большинства гуманитарных и не только организаций? Америка. 

Так за что же ее ненавидеть? За то, что поддерживает Израиль, не отдает его пока на растерзание этому обезумевшему миру? 

Специально выделяю слово "пока", поскольку все может в любую минуту измениться. Причем, самым кардинальным и драматическим образом. По одной простой причине: Израиль все еще нужен Америке в той же степени, в какой Америка нужна Израилю. За это и приходится платить высокую цену. 

Сегодня недруги Америки, коих не счесть, пытаются сделать эту цену чрезмерной, используя для этого любые рычаги. В первую очередь ООН, где готовится очередная провокация. В конце мая в Женеве состоится голосование, в результате которого председателем комиссии по разоружению может стать Иран. Эрин Флаттон, возглавляющая американскую делегацию, заявила, что в этом случае Соединенные Штаты бойкотирую работу комиссии. Но это ничего не даст, учитывая, что желающих последовать примеру США, как обычно, не найдется. 

И все-таки у Израиля нет и никогда не было уверенности в том, что он за Америкой, как за каменной стеной. Интересы Вашингтона далеко не всегда совпадают с интересами Иерусалима, что вполне естественно. У каждой из сторон собственные стратегические цели. А какова цель, таковы и нравы. Недавний спикер Кнессета Реувен Ривлин вполне резонно заметил, что не стоит автоматически "брать под козырек" в ответ на неиссякающие рекомендации Джона Керри. В скобках хотелось бы заметить: для того, чтобы прозреть, почему-то обязательно надо стать "бывшим".

На днях Пентагон извинился за "утечку информации" об уничтожении Израилем конвоя с иранскими ракетами, которые поставлялись "Хизбалле" с сирийских складов. Заодно были стерты и сами склады и учебный центр по подготовке ракетчиков. Израиль до сих пор официально не взял на себя ответственности за случившееся, не нарушив тем самым давно заведенного правила. Утечка произошла, как объяснили в Пентагоне, "из-за низкого уровня ответственности сотрудников, посвященных в детали проведенной операции". После завершения внутреннего расследования виновных обещают наказать. Что полностью соответствует не вчера сложившейся американской практике. 

Метод "мягкого нажима" используется не только в двусторонних отношениях. В эпицентре одного из последних скандалов, сотрясающих в последнее время Вашингтон, оказалось Налоговое управление. IRS с явным пристрастием проверяло структуры, связанные с Республиканской партией. Попал "под раздачу" и ряд сионистских организаций. Одна из них - "Z-Street" - подала в суд еще в 2010 году. Поводом послужили слова налогового инспектора, который припугнул, что "сионистами займется специальное подразделение, которое проверит, не противоречат ли их действия международной политике Белого дома". Сами "налоговики" признают, что организациям, так или иначе связанным с Израилем, действительно уделяется повышенное внимание. И даже приводят выдержки из служебной инструкции с рекомендуемыми вопросами. В их числе и такой, к примеру, как: "Поддерживает ли ваша организация право Израиля на существование?". 

За все, понятно, приходится платить. За глупость тоже. И за политическую близорукость. Платят, правда, чаще всего не из своего кармана. Уже не первый год Соединенные Штаты щедро финансируют израильские и палестинские неправительственные организации. Но только те, которые выступают за тотальный бойкот Израиля и жесткие санкции против него. Деньги распределяет американский "Национальный фонд за демократию", который, в свою очередь, получает их от министерства финансов. И никого не смущает, что на эти самые деньги прославляют террористов-смертников, а Израиль открыто сравнивают с фашистской Германией. 

Удары в спину чаще всего наносят те, кого ты готов защищать грудью. Проживающий в Лондоне российский историк Павел Строилов написал книгу "Behind the Desert Storm. A secret archive stolen from the Kremlin that sheds new light on the Arab revolutions in the Middle East" (За кулисами "Бури в пустыне". Украденный из Кремля секретный архив, проливающий новый свет на арабские революции на Ближнем Востоке). Книга основана на советских секретных архивах, которые в течение десяти лет хранились в фонде Горбачева. Их сразу же изъяли, узнав о существовании. Но группа исследователей успела получить к ним временный доступ. А Строилову даже удалось скопировать наиболее ценные документы. Они проливают свет на события, предшествовавшие операции "Буря в пустыне". И показывают истинное лицо сильных мира сего. 

События эти развернулись в сентябре 1990 года. На встрече между Бушем-старшим и Горбачевым в Хельсинки. Москва предложила выступить посредником на тайных переговоров между Вашингтоном и Багдадом. Саддаму предлагалось добровольно уйти из Кувейта. В обмен на разоружение и расчленение... Израиля. По советской схеме, но в рамках международной конференции под эгидой ООН. Белый дом эту схему принял, выдвинув условие, чтобы суть сделки хранилась в строжайшей тайне. Легкость, с которой американский президент пошел на фактическое удушение Израиля, удивила даже Горбачева. Но все карты спутал Саддам Хусейн, наотрез отказавшийся от такого, казалось бы, заманчивого предложения. 

Та встреча в верхах, в ходе которой Буш фактически сдал Израиль, развязала руки Кремлю. Об американских обещаниях узнали не только в европейских, но и в арабских столицах. Лишь один Иерусалим был в неведении. И долго не понимал, почему ему так безжалостно выкручивают руки, навязывая "Ословский процесс", который стал для Израиля поистине национальным бедствием. Павел Строилов приводит полную стенограмму состоявшегося разговора, которая кардинальным образом отличается от согласованного вымысла, описанного в мемуарах президента Буша, его госсекретаря Бейкера и советника по национальной безопасности Скоукрофта. 

Уже позади была война в Персидском заливе, уже трещал по швам Советский Союз, а на повестке дня по-прежнему стоял "израильский вопрос". 31 июля 1991 года, то есть за какие-то две недели до своего ареста, Горбачев обсуждал в Подмосковье с Бушем и Бейкером, как обмануть Израиль, заставив его вести переговоры на неприемлемых условиях. Было решено, что диалог пойдет с некими "умеренными палестинцами", за спиной которых будет стоять бежавший в Тунис Арафат. Чтобы не отпугнуть Израиль, ему должны были пообещать, что статус Иерусалима обсуждению не подлежит. А Арафату сообщить, что вопрос столицы остается открытым. Интересно, что все детали тут же согласовывались с французским президентом Миттераном, который вообще настаивал на возвращение Израиля к границам 1947 года. 

Под маскою приличия всегда ищи двуличие. Политики чем-то напоминают севшую батарейку: отключаются в самый ответственный момент. Не хочется проводить аналогий, но такое чувство, что и сейчас явно попахивает сговором. Слишком уж неадекватно ведут себя Соединенные Штаты в отношении лучшего друга Москвы Башара Асада. Сначала Белый дом сделал вид, что не располагает данными о применении Дамаском химического оружия против мирного населения. И даже чуть ли не обвинил Израиль в дезинформации. Но под напором неопровержимых фактов вынуждены были пойти на попятную. 

Нечто подобное произошло и с поставками российского оружия в Сирию. Госдепартамент официально уведомил, что ничего не знает об этом, а его пресс- секретарь Дженнифер Паски и вовсе заявила: «Многочисленные сообщения о передаче Сирии российских зенитно-ракетных комплексов "SA-17" и сверхзвуковых противокорабельных ракет "Яхонт" появлялись и раньше и преследовали чисто спекулятивные цели». Когда не на шутку встревоженный турецкий премьер Эрдоган прилетел в Вашингтон, президент Обама ошеломил его убийственным спокойствием, предложив "использовать еще неисчерпанные дипломатические возможности". В общем, выписал тот же "рецепт", что и премьеру Нетаниягу в отношении Ирана. 

Дипломатия - наиболее совершенный способ водить не столько кого-то, сколько самого себя за нос. Как отмечает "The New York Times", поставки Дамаску ракетных комплексов "Бастион" с крылатыми ракетами "Яхонт" начались еще в 2011 году. Сирия получила два комплекса и 72 ракеты к ним. Один такой мобильный береговой комплекс способен прикрыть 600 километров побережья и поражать любые надводные цели на расстоянии до 300 километров. Против кого намерен использовать их Асад? Против повстанцев? Или против американского флота, который сравняет Сирию с землей после первого же залпа? Логичней предположить, что, скорее всего, они будут угрожать израильским буровым установкам. А новые "Бастионы" предназначены для передачи Ирану. 

Чтобы вести войну, и уж тем более - гражданскую, нужны деньги. У Асада их нет. Поэтому он вряд ли позволил бы себе покупку такого экзотического оружия, как "Яхонты" или зенитно-ракетные комплексы "S-300". Ведь речь идет о сумме почти в полтора миллиарда долларов. И ради чего? Попытка с помощью "Яхонтов" оставить Израиль без газа будет стоить Асаду головы. И Москва не поможет. Он это, безусловно, знает. Сами по себе "S-300" для Израиля не помеха. Ни в Сирии, ни в Иране. Он давно нашел противоядие и научился с ними бороться. Опасными эти установки станут лишь в том случае, если попадут в руки "Хизбаллы", поскольку будут непосредственно угрожать гражданской авиации. Какой же тогда резон России устраивать факельное шествие вокруг пороховой бочки? 

Ключ к пониманию дает все тот же Павел Строилов. Он оценивает Михаила Горбачева не на личностной, а на сугубо документальной основе. И приходит к нелицеприятному выводу. "Архитектор перестройки" был ярым сторонником всемерной поддержки диктатур с откровенно антиамериканской и антиизраильской направленностью и курируемых ими террористических организаций. Так, стенограмма переговоров Горбачева с Арафатом, где детально обсуждался план первой интифады, убедительно подтверждает, кто на самом деле был дирижером. Не из того же ли кабинета сегодня дирижируют и ракетными обстрелами из Газы? Не сыновья ли тех же советников и инструкторов учат взрывать автобусы сыновей, продолжающих традиции отцов-смертников в Сирии и Ливане? 

Нынешняя российская элита - из того же советского теста. И друзья и враги у нее те же. Как и военная стратегия. Официально Израиль вроде бы и не враг. Но электронный шпионаж против него не прекращался ни на минуту. Радар, установленный на находящейся рядом с Дамаском горе Джабаль аль-Харра, просматривает всю территорию Израиля и Иордании, позволяет отслеживать перемещения израильских кораблей и самолетов вплоть до Кипра и Греции. Вторая РЛС ведет наблюдение с горы Санин, расположенной к северу от Бейрута. Вся информация, включая перехваченные радио-телефонные переговоры, немедленно передается сирийской разведке, которая делится ею с Ираном и "Хизбаллой". Во время Второй ливанской войны это стоило Израилю немалых потерь, включая человеческие жизни. 

Азартные игры в политике редко оборачиваются счастливым лотерейным билетом. Только государство, победившее разум, всегда и во всем делает ставку на русскую рулетку. Россия войну в Сирии проиграла. Безнадежно и по-крупному. Она не только демонтировала и вывезла с Голан все свое шпионское оборудование, но и отозвала свыше двух тысяч военных советников и инструкторов. Как-то в одном из интервью Горбачев сказал, что, будь у него хотя бы 35 миллиардов долларов, СССР бы не распался. Он, правда, умолчал, что арабские режимы, которые Москва десятилетиями снабжала оружием, задолжали к тому времени 150 миллиардов. Еще 100 миллиардов ушло на создание так и не пригодившейся никогда инфраструктуры. 

Долги списали. Одной лишь Сирии простили 13 миллиардов, чтобы затем вооружить на пятнадцать. Эти деньги если еще и не ушли, то тоже уйдут в песок. Потому что и "SA-17", и "Бастионы", и "S-300", как и прочее вооружение, рано или поздно попадут в руки повстанцев. Они их просто купят. Как сообщает итальянская "La Repubblica", Катар и Саудовская Аравия буквально соревнуются друг с другом, кто выделит больше средств на финансирование антиасадовских группировок. Эр-Рияд платит боевикам по 500 долларов в месяц - оклад, который не снился и сирийским генералам, а Доха - по 50 тысяч семьям дезертиров. Сейчас они создают общий фонд в почти в три миллиарда долларов для скупки сирийской военной техники и оружия. Так у кого больше шансов на победу? Даже при условии, что для одних время - деньги, а для других жизнь - копейка. 

И все-таки во всем этом есть нечто мистическое. Советский Союз и Соединенные Штаты договариваются, по сути, закрыть "сионистский проект". Вопрос лишь в сроках. Буш рассчитывает на дальнюю перспективу, а Горбачев - в самое ближайшее время. Он сторонник "великой Сирии", которая должна вместе с Израилем поглотить и соседние Ирак с Иорданией, став предвестником арабской социалистической империи. Но рушится не Израиль, а Советский Союз. Более того, Израиль принимает миллион советских беженцев и крепнет на глазах, а скукожившаяся Россия на добрых полтора десятка лет выпадает из мировой обоймы. Да и Америка совсем уже не та. Что-то в ней надломилось с тех пор, как она приступила к дележу Израиля.

Теперь, похоже, наступает второй акт драмы. Действующие лица почти те же. Только на месте Буша Барак Обама, а на месте Горбачева - Владимир Путин. Опять они пытаются разделить Израиль, а разваливается Сирия, где в рядах боевиков сражается немало выходцев из России и Соединенных Штатов. Вместе с Сирией на грани распада Ирак. Медленно агонизируют Египет и страны Магриба. Сунниты Персидского залива уже фактически воюют с шиитами Ирана. Пока в Сирии, но скоро сойдутся в лобовом столкновении. И не помогут ни уговоры, ни увещевания как ООН, так и государств, называющих себя великими. Словно кто-то нарочно путает все планы. И хочешь не хочешь, а на ум приходят слова псалма Давида: 

К чему шумят народы, и нации замышляют пустое? 
Поднялись цари земли, и вельможи тайно совещаются против Г-спода и против Его помазанника: 
«Разорвем их узы и сбросим с себя их путы». 
Сидящий на небесах смеется, Г-сподь насмехается над ними.

Каким евреем надо быть Человеку

Жестоковыйность

 Экс-министр иностранных дел Авигдор Либерман из Израиля открывает нам глаза на то, каким евреем надо быть человеку.

У евреев много недостатков. Истинных и мнимых. Тех, что приписывают им антисемиты, и тех, что они сами вменяют себе с не меньшей щедростью (особенно в Израиле): самобичевание — наша национальная черта. Можно дискутировать, какой из них и вправду им присущ, а какой — досужая выдумка, невинное преувеличение, явный бред или намеренная напраслина.Но есть один — совершенно бесспорный.Во-первых, он зафиксирован в самом авторитетном для пока еще большинства населения Европы и Америки документе — Библии, или, по-нашему, Торе.Во-вторых, он определен самым компетентным из мыслимых источников — Богом.Согласно Книге, именно Бог назвал евреев «народом жестоковыйным». И не раз, а раз пять — если исходить только из письменной Торы (а у нас есть еще и устная). Каждый раз — в отрицательной коннотации, как упрек.Что такое «жестоковыйность»? В переводе с высокопарного библейского — это упрямство.Да, евреи — упрямый народ. Упрямство присуще ему от рождения — Бог свидетель. Еврейское упрямство — неопровержимый факт. Наш родовой знак — упорствовать в своем, грести против течения, идти не в ногу, плыть поперек, быть не как все, действовать вопреки общепринятому и очевидному.Но евреи не были бы евреями, если бы не пытались обратить этот недостаток в достоинство. Вся еврейская история, множество еврейских биографий, а с недавних пор и еврейская география — свидетельства еврейского упрямства.Легче всего проиллюстрировать это примерами из науки, но, несмотря на обилие еврейских имен в списке нобелевских лауреатов, несмотря на Эйнштейна, Фрейда, Менделя, Бора и прочих великанов, наука — область для сравнения некорректная. В ней главные открытия — независимо от национальной принадлежности авторов — совершаются благодаря упрямству и нарушению канонов.Возьмем не столь очевидное и более близкое мне — события политической истории, или еще ближе — сионизма, Израиля, тем более что это и по времени нам ближе.Здесь все, чего ни коснись, — производ­ное еврейского упрямства.Почему внезапно возникшая мечта венского журналиста, шокированного делом Дрейфуса, Теодора Герцля, его (не новая, кстати) идея о том, что единственное спасение евреев от антисемитизма — их собственная страна, вдруг овладела массами и сдвинула их с насиженных мест? На взгляд из сегодняшних прагматичных времен, большинство его действий отдают наивностью и дилетантизмом. Ничего не должно было получиться.Его главные труды — брошюра в 60 страниц на безупречном немецком «Еврейское государство», прожект о том, что бы мы сделали, если бы у нас было то, чего нет, и роман «Альтнойланд» («Старая новая родина»), чистая утопия в стиле Кампанеллы. Как случилось, что первая взорвала весь тогдашний еврейский мир и ею пользовались как лоцией в построении реального еврейского государства, а эпиграф ко второму — «Если вы захотите, все это не будет сказкой» — стал не только лозунгом всемирного сионистского движения, но и сегодняшним ориентиром для израильтян?Любопытно, что основоположник сионизма сам поначалу не был сионистом. Палестина рассматривалась им в качестве одной из альтернатив. Сионистом Герцль стал под влиянием своих русских соратников. И они же не давали ему свернуть с пути истинного, когда у него не хватало терпения стоять на своем (он готов был пойти на предложение англичан — создать автономный еврейский анклав в Уганде), у них упрямства хватило.Пока Герцль упорствовал в стремлении заручиться поддержкой сионистского проекта от монархов европейских держав, а они отмахивались от него, как от городского сумасшедшего, русские евреи начали движение снизу — поехали.В страну мечты. В никуда. Палестина была дыра дырой. Ни воды, ни земли, ни лесов, ни дорог — безжизненные пустыни и малярийные болота. Земледелие здесь считалось нерентабельным. Коровы доились, как козы. Шейхи-землевладельцы жили вдалеке — Дамаске и Бейруте. Кочевники-бедуины промышляли разбоем. Немногочисленные местные феллахи знали, что почвы эти бесплодны.Еврейские пионеры-поселенцы не знали вообще ничего и работать на земле не умели. Только очень хотели. Половина из них сбегала в города и за границу, половина от оставшейся половины помирала от малярии. Как из этого всего родилось сельское хозяйство, считающееся одним из лучших в мире, — отдельная история. Про упрямство и одержимость.Про то же — возрождение языка. Белорусский еврей, Лейзер-Ицхок Перельман, который, эмигрировав в 1881 году в Палестину, стал Элиэзером Бен-Йегудой, — туберкулезник, недоучившийся врач, филолог-самоучка — зажегся идеей вернуть к жизни мертвый язык — иврит. Две тысячи лет на нем только молились. Все это было чистой воды упрямство, и дом Бен-Йегуды долгое время оставался единственным в стране, где говорили только на иврите. Но ему повезло с таким же одержимым народом: не прошло и двух десятилетий — на иврите заговорила вся еврейская Палестина.Так же было провозглашено еврейское государство в 1948-м. Бен-Гурион настоял — вопреки всем объективным условиям. Лучший британский полководец, великий стратег, герой Второй мировой — победитель Роммеля, командующий сухопутными войсками союзников в Европе, фельдмаршал Монтгомери предрекал, что войска арабских стран сомнут новорожденную еврейскую армию, почти ополчение, за две недели. Война за Независимость длилась дольше. И победил в ней Израиль.Похожая ситуация была в 1967-м. Весь арабский мир уже праздновал скорое уничтожение Израиля, а западный готовился его оплакивать, впрочем, не помогая. Когда в самый канун войны глава израильской компартии Моше Снэ пришел к советскому послу в Тель-Авиве Дмитрию Чувахину с последней попыткой уговорить приструнить арабов, тот только посмеялся: «Ну сколько ваш Израиль продержится? Пять часов? Два дня? Или целых три?» Тогда война продлилась шесть дней, ее и назовут Шестидневной.Так же происходило с уничтожением ядерного реактора в Ираке в 1981-м. Американцы об этом слышать не хотели, угрожали эмбарго (а потом и ввели). Глава Моссада категорически возражал. Глава оппозиции, «отец» израильского ядерного проекта Шимон Перес уговаривал премьера Бегина отменить операцию (чем привел его в ужас — Перес о ней не должен был знать). Но упрямый Бегин отдал приказ. Американцы поблагодарили израильтян только через десять лет, когда начали операцию «Буря в пустыне» — она была бы невозможна, будь у Саддама ядерное оружие.Конечно, упрямство — еврейская национальная черта. Со стороны она часто выглядит ужасно. Вызывает непонимание, раздражение, стимулирует антисемитские настроения, как говорят (хотя для антисемитизма, как правило, не нужны причины). Но она, во-первых, нам присуща, и от этого действительно избавиться трудно, а во-вторых, часто становится условием выживания. Это у нас не только в истории, это у нас в крови.В жизни мне приходится чаще всего общаться на иврите, русском, английском, могу и на румынском. На всех этих языках я говорю с акцентом, чего совершенно не стесняюсь, хотя и сознаю, что представляю очень удобную мишень для пародистов, чем они не избегают пользоваться (у нас в Израиле чем выше заберешься, тем активнее тебя стараются поддеть). Но родной мой язык — идиш, язык евреев Восточной и Западной Европы, теперь почти забытый.Я родился и вырос в Кишиневе. Там идиш знали многие, однако во времена моего детства и юности — тогда антисемитские настроения были сильны — старались говорить на нем только дома. Демонстрировать свое еврейство считалось неприличным, а то и небезопасным. К чести моих родителей, они этого не признавали.Помню такой эпизод. Мне лет десять. Едем с родителями в троллейбусе на задней площадке, салон переполнен. Они говорят между собой на идише. Народ прислушивается, оглядывается на них, начинает сторониться, новые пассажиры, войдя и осознав ситуацию, стараются побыстрее протиснуться вперед. Папа с мамой, конечно, замечают это. И начинают говорить громче. Я, ребенок, чувствую, как сгущается атмосфера. Вокруг нас образуется свободное пространство, взгляды всего троллейбуса устремлены в нашу сторону. Так мы и доехали до своей остановки, оставаясь в центре внимания. Вышли — и ни слова об этом, как будто ничего не произошло. Это был мне урок. Я часто вспоминаю его и когда участвую в дискуссиях и переговорах за границей. Израиль — мой дом, моя страна — уже не только по праву рождения, проживания и гражданства. Смею надеяться, я и сам кое-что для нее сделал, чего-то в ней достиг, и еще надеюсь сделать многое, в меру сил и возможностей. Нигде я себя не чувствовал, да и не мог бы чувствовать настолько своим.Поэтому реагирую совершенно спокойно и равнодушно, когда меня попрекают тем, что я не такой, как все, как другие, веду себя не так, как кому-то хотелось бы, а в силу собственного разумения, характера, политической и человеческой позиции.Когда я стал (вопреки желанию очень многих) министром иностранных дел, эти претензии усилились. Кому-то не нравится, что внешнеполитическое ведомство возглавил не уроженец страны, особенно «русский», глава партии, значительная часть избирателей которой — выходцы из бывшего СССР, что по происхождению не принадлежу к истеблишменту. На это я вообще не обращаю внимания, тем более что и признаваться в этом прямо рискуют немногие.Гораздо существеннее — моя политическая позиция. Хотя и ей часто находят объяснение в моем советском прошлом: дескать, мы, «русские», заражены имперским духом, не желаем ни в чем уступать и принципы западной либеральной демократии нам чужды. Меня попрекают моим упрямством — теперь уже в политике.Я действительно не скрываю своих правых взглядов. Я действительно не считаю, что стратегия бесконечных уступок — территориальных и политических — путь к миру. Опыт Израиля последних десятилетий свидетельствует как раз об обратном. А события «арабской весны» доказали окончательно, что не Израиль и не палестино-израильский конфликт — главная проблема и причина нестабильности на Ближнем Востоке.Я действительно живу в поселении на территории Иудеи, которую на Западе почему-то считают исконно арабской землей, что по крайней мере некоррект­но. И это действительно мой принципиальный выбор.На днях одна израильская журналистка спросила меня в интервью, не смущало ли моих западных коллег — глав внешнеполитических ведомств, что я, министр иностранных дел Израиля, живу в поселении, которое, как она полагает, они считают незаконным.Я ее, кажется, удивил, когда объяснил на конкретных примерах моего общения и с госсекретарем США, и с министрами иностранных дел ведущих европейских держав: я вызываю повышенный интерес у них именно тем, что другой, свою позицию они и так знают — им важно понять другую.Это оборотная, внешняя сторона еврейского упрямства: она не только помогает выживать нам, она вызывает уважение у других. Мне за нее не стыдно. Как не было стыдно мальчику из кишиневского троллейбуса за своих родителей, громко разговаривавших на идише.

Статью Авигдора Либермана «Жестоковыйность» можно прочитать в журнале "Русский пионер" №36.

ЧТОБЫ ПОМНИЛИ о спецоперации "по нейтрализации" Вячеслава Чорновола

ЧТОБЫ ПОМНИЛИ

«Еще за год до гибели Чорновола бывший офицер КГБ говорил, что спецслужбы готовят его „нейтрализацию“»

Ирина ГОЛОТЮК, «ФАКТЫ»

27.03.2013

Ровно четырнадцать лет назад под Борисполем в автомобильной катастрофе погиб лидер отечественного Народного Руха

В марте прошлого года Бориспольский суд Киевской области начал слушание по полной процедуре и судебное следствие по делу гибели в автокатастрофе лидера партии «Народный Рух Украины» (НРУ) Вячеслава Чорновола и его водителя Евгения Павлова. Напомним, что 25 марта 1999-го автомобиль «Тойота Королла», в котором политик ехал со своим пресс-секретарем Дмитрием Понамарчуком, на пятом километре шоссе Борисполь — Золотоноша столкнулся с КамАЗом, разворачивавшимся посреди дороги. В «Тойоте» выжить удалось только Понамарчуку...

В начале 2013-го суд закончил изучение материалов и счел необходимым еще раз допросить фигурантов того давнего уголовного дела. Все 14 лет, на протяжении которых длятся разбирательства, бывший глава киевской областной организации НРУ Николай Степаненко, возглавлявший следственную партийную комиссию, постоянно следит за процессом. Юрист по образованию, до прихода в политику он более двадцати лет проработал в правоохранительных органах, а в 2005-м был помощником тогдашнего главы МВД Юрия Луценко. Николай Леонтьевич до сих пор уверен, что Вячеслав Максимович погиб неслучайно. На основании материалов, собранных Степаненко, издан трехтомник «Почти все об убийстве Чорновола».

— Николай Леонтьевич, как продвигаются судебные заседания?

— Судья принял решение допросить всех фигурантов дела. Но по прошествии 14 лет многие из них могли сменить место жительства, так что сейчас этим вопросом занимаются прокуратура и СБУ, — рассказывает Николай Степаненко. — Мы настаиваем на том, чтобы на заседание вызвали следователей, прежде всего первого из них, рассматривавшего только одну версию гибели — ДТП, а также экспертов. Хотелось бы послушать и бывшего сотрудника КГБ-ФСБ Вячеслава Бабенко, еще в 1998 году говорившего правоохранителям о возможной «нейтрализации» Чорновола. Причем, по словам Бабенко, один из вариантов ликвидации Вячеслава Максимовича предполагал как раз участие тяжелого грузовика...

Судья, который сейчас ведет дело о гибели Чорновола, действует грамотно и в рамках Уголовно-процессуального кодекса. Кстати, за прошедшие 14 лет было четыре постановления следователя о возбуждении в рамках этого дела других уголовных дел. И по фальсификации материалов с места события, и по смерти того же Ивана Шолома — пассажира КамАЗа, который внезапно умер от сердечного приступа в 2000 году. Лично я уверен, что Шолома отравили. Эксгумация, проведенная еще в 2005-м, показала, что в его останках содержится смертельная доза молибдена и сурьмы. Причем в таких количествах, как если бы человек съел килограммов 30 этой «химии»! Отдельные умники говорили, что, мол, так повлияли на организм находящиеся в земле элементы. Я специально поинтересовался у геологов, и они сказали: ни молибдена, ни сурьмы в той местности, где жил Иван Шолом, нет. Зато есть свидетели того, что незадолго до его смерти к нему приезжали какие-то люди и они все вместе распивали спиртные напитки. Был известен даже номер автомобиля, однако позже в МРЭО сказали, что номерной знак якобы оказался украденным у владельца.

— Вы помните день, когда погиб Вячеслав Максимович?

— В ночь на 25 марта 1999 года я допоздна работал над статьей, — вспоминает Николай Степаненко. — А в полшестого утра меня разбудил телефонный звонок: коллега по партии сообщил, что в ДТП погиб Чорновил. Оказывается, до меня пытались дозвониться еще ночью, но ни мобильный, ни домашний телефоны почему-то не отвечали — факт удивительный. После разговора я сразу помчался в офис партии, затем — на место аварии. Кстати, следы тормозного пути машины, в которой ехал лидер Руха, еще долго были видны на трассе.

Буквально на следующий день на заседании Провода НРУ решили создать следственную комиссию. Мне, как человеку с юридическим образованием и опытом работы в правоохранительных структурах, предложили ее возглавить. И знаете, что самое удивительное? В расследовании мне больше всего помогли не соратники, не руководство партии, а правоохранители. Конечно же, неофициально, поскольку никаких полномочий у меня не было. Более того, Геннадий Удовенко, после смерти Вячеслава Максимовича возглавивший партию, уговаривал меня прекратить копаться в этом деле: мол, не стоит подрывать авторитет власти. Именно потому в 2000 году я вышел из состава Руха и продолжил заниматься сбором материалов самостоятельно.

— Но почему вы тогда не поверили в случайность аварии?

— Как я уже неоднократно рассказывал, версия, что КамАЗ, в который врезалась «Тойота» Вячеслава Максимовича, не мог нормально развернуться на трассе и поэтому остановился, неверна в корне. У меня на фирме был точно такой грузовик. Так вот, радиус его разворота — девять метров, а на трассе для маневра было больше 15 метров!

Конечно, бывают случаи, когда те или иные технические неисправности увеличивают этот радиус. Поэтому я поехал в село, где жил водитель того злосчастного КамАЗа Владимир Куделя. Видел и его самого, и то, как он сел в свой грузовик, развернулся и отъехал от дома. Так что у меня были все возможности абсолютно точно измерить радиус разворота его машины. Оказалось, что для маневра КамАЗу было достаточно десяти моих шагов — это как раз и есть порядка девяти метров.

— Николай Леонтьевич, расскажите, пожалуйста, каким вам запомнился Вячеслав Чорновил?

— Мы познакомились в 1996 году. Я тогда уже ушел из МВД и занимался бизнесом. Как-то ко мне в гости зашел генерал, служивший в Генштабе. В разговоре мы коснулись темы национализма, и гость вдруг предложил мне пообщаться с одним интересным человеком. Приехали мы с генералом в Верховную Раду, он завел меня в комнату Чорновола, представил и сразу же ушел. Как сейчас помню: Вячеслав Максимович сидел в очках, костюме и... тапочках. Будучи на тот момент весьма состоятельным человеком, я предложил партии помощь, а он мне в ответ: «Пане Миколо, а що ви за це хочете?» Меня так это покоробило, что едва не слетело с языка: «Слухай, дiду, а не пiшов би ти пiд три чорти?! Я же не торговаться к тебе пришел». Попросил Чорновола пояснить произнесенные слова, и он рассказал, что к нему часто приходят бизнесмены, предлагают помощь, но взамен желают пролоббировать тот или иной вопрос. Тогда я ответил так: «Мне нужно намного больше, чем вы можете предложить. В нашей стране ни бизнесу, ни людям существовать невозможно: в любой момент могут все забрать, а тебя самого убить. Поэтому если Народный Рух пытается сделать так, чтобы это государство стало правовым и независимым, то я готов помогать». Чорновил мне поверил и спустя какое-то время предложил... возглавить киевскую областную организацию партии. Мне — полковнику милиции! Я тогда только посмеялся. Но конференция меня неожиданно утвердила. Видимо, Вячеслав Максимович сразу понял, что я пришел не для решения своих шкурных вопросов. Сам он, надо сказать, был бессребреником. Мог ходить в стареньком костюме до тех пор, пока ему кто-то не намекал, что нужно бы уже купить другой. Главным для Чорновола всегда были Украина и украинцы. Такие люди рождаются, может быть, раз в тысячу лет! Я смотрю на нынешних политиков и не вижу среди них никого, кто был бы похожим на Вячеслава Максимовича...

— Когда его хоронили, на прощание собралось более двухсот тысяч человек?

— Гроб с телом Чорновола несли на руках от Владимирского собора до Байкового кладбища. Политик из Армении сказал слова, которые я вспоминаю до сих пор: «Уважаемые украинцы, вы сегодня потеряли не лидера партии и не народного депутата. Украина потеряла возможность быстро стать демократическим государством. Потому что Вячеслав Максимович относился к таким лидерам, как Вацлав Гавел, Лех Валенса, и среди них он был самым сильным».

Тем, кто понимал, что Чорновил никогда ничего не сделает во вред стране, было очень легко с ним общаться. Другие же считали его по меньшей мере чудаком. Людей, пришедших в Рух делать карьеру или получать какие-либо преференции, он понимать отказывался. Помню, один соратник все допытывался у Чорновола, почему тот не выпросил у президента для своих однопартийцев какие-то должности в правительстве. На что Вячеслав Максимович ответил: «Та який з тебе мiнiстр? Ну станеш ти мiнiстром вiд Народного Руху — i що ти зможеш зробити? А нiчого!» И как в воду глядел: занимали «руховцы» министерские кресла, но толку от этого действительно не было.

А сколько засланных казачков крутилось в партии! Помню, вскоре после назначения меня главой областной организации я обнаружил: один из моих замов исповедует взгляды, весьма далекие от демократии и национализма. После проверки по своим каналам выяснил, что он «параллельно», как говорится, сотрудничает со спецслужбами. Тогда я предложил Вячеславу Максимовичу создать в Рухе подразделение наподобие отдела кадров, чтобы не вводить тотальную проверку, но более тщательно интересоваться людьми, претендующими на руководящие позиции.

Чорновил был категорически против: «Та ви що, пане Миколо! Хочете у нашому Русi створити КДБ?» Я говорю: «Нет, не КГБ, но нельзя же вот так безалаберно набирать бог знает кого. Они же все разрушат!» А он мне: «Ну хай вони агенти. Але ж вони нашi — треба їх перевиховувати». Как он был наивен в этом вопросе! Романтик от политики...

Схождение в преисподнюю

Блог Виктора Вольского

Исламизация Европы или европеизация ислама?
Несколько лет назад в политическом лексиконе появилось новое слово – “Еврабия”. Его пустила в обиход видная исследовательница истории ислама Бат-Йеор, которая утверждает, что мощные мусульманские анклавы возникли в странах Западной Европы не случайно, а в рамках продуманной стратегии исламизации, при активном содействии близоруких западноевропейских политических лидеров, которые ведут свою цивилизацию к гибели.
Поначалу предупреждения Бат-Йеор были гласом вопиющего в пустыне. Однако в последние годы появились десятки книг и статей, подтверждающих реальность угрозы превращения Европы в Еврабию, где новые господа будут силой насаждать ислам, где непокорные христиане и евреи будут физически истреблены, а покорившиеся – обращены в рабов, “зимми” по исламской терминологии.
Закат Европы стал модной темой политических дискуссий. Большинство специалистов сходятся в том, что этот процесс уже не остановить: слишком быстро идет исламизация выморочных наций, которые настолько ослабли духом, впали в такую апатию, что не в состоянии оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления завоевателям изнутри. Министр иностранных дел России Сергей Лавров вообще не без злорадства утверждает, что Европа уже покорена исламом, хотя еще не сознает этого.
Но существует и противоположная точка зрения. Ее глашатаем недавно выступил известный американский военно-политический аналитик и обозреватель подполковник в отставке Ральф Питерс, гневно обрушившийся на “лжепророков”, предсказывающих скорый конец Европы. По его мнению, европейцы лишь до поры до времени терпят мусульман, предоставляя им выполнять черную работу, которой коренное население гнушается. Но стоит только коренному населению почувствовать реальную угрозу со стороны исламской диаспоры, как оно вспомнит свое свирепое прошлое, и тогда мусульманам несдобровать.
Питерс приводит длинный перечень актов геноцида, которыми изобилует европейская история, – от повсеместных еврейских погромов и изгнания евреев и мавров из Испании до истребления французских гугенотов и этнических чисток минувшего столетия. Мусульманам и не снится, до каких пределов может доходить жестокость европейцев, пишет американский аналитик. Разве можно сравнить, например, неуклюжую резню армян в Турции с индустриальным, поставленным на поток Холокостом?
Мусульмане не только не смогут завоевать Европу демографическим оружием, но их дни на континенте сочтены, считает Питерс. Если американскому корпусу морской пехоты и придется высаживать десант в Бресте, Бари или Бременхавене для спасения населения от геноцида, то спасать придется отнюдь не французов, итальянцев или немцев, а несчастных арабов, курдов и турок, которые, разбудив зверя в коренных жителях, окажутся под угрозой поголовного истребления.
Все мрачные предсказания грядущей гибели Европы и ее неизбежного покорения силами ислама основаны на незнании европейской истории, на недооценке степени неистребимой жестокости, заложенной в европейской ДНК. Европейцев не надо учить науке ненависти: по этой части они дадут мусульманам сто очков вперед, утверждает Питерс.
Что ж, вполне возможно… если бы население Европы сохраняло средневековые повадки. Но меняются времена, меняются и нравы. И сейчас трудно понять, что дает Ральфу Питерсу основания верить, будто сегодняшние европейцы готовы с такой же беспощадной свирепостью сражаться за свою цивилизацию, с какой ее отстаивали их предки. Не желая посмотреть в глаза действительности и увидеть, насколько сильно разложили Западную Европу атеизм, социализм и утопический пацифизм последних шестидесяти лет, Питерс вынужден апеллировать к истории.
Некоторые из приводимых им примеров просто нелепы. Как можно усматривать доказательства воинственности населения средневековой Европы в периодических избиениях малочисленных еврейских общин, состоявших из сугубо мирных, запуганных людей, которым к тому же закон запрещал носить оружие? Готовясь к Первому крестовому походу, немецкое рыцарство – видимо, в порядке разминки – учинило серию еврейских погромов в нижнем течении Рейна, да так увлеклось, что начисто забыло о своем обещании освободить Гроб Господень от поганых сарацин. И это считать признаком воинской доблести и несокрушимой воли к победе?
Резня гугенотов? Действительно, во Франции, да и во всей Европе в свое время бушевали религиозные войны. Но здесь следует подчеркнуть слово “религиозные”. Участников тех войн вдохновляла фанатичная вера и, соответственно, лютая ненависть к еретикам и иноверцам. Сегодня же европейское христианство находится при последнем издыхании, в Европе живет и здравствует лишь ислам. Трудно себе представить, что скептики-атеисты, влачащие бессмысленное, бездуховное существование, пойдут сражаться и умирать за свои культурные ценности. Чтобы ставить свою жизнь на кон, нужно во что-то верить, а вера в Европе умерла.
Другой пример, приводимый подполковником Питерсом: события 1492 года, когда Испания победоносно завершила войну против мусульманских оккупантов и изгнала из своих пределов мавров (а заодно с ними и евреев). Однако то были другие времена. Испанцы в течение восьмисот лет вели непрерывную войну против арабов, категорически отказываясь смириться с мусульманской оккупацией. Противостояние носило в первую очередь религиозный характер, причем христиане не только не уступали, но далеко превосходили врага по степени фанатизма и с готовностью шли на любые жертвы ради торжества своей веры.
В горниле непрерывной, длившейся десятками поколений войны выковалась особая порода людей. И когда крест одолел полумесяц, властители Испании оказались перед очень сложной проблемой: что делать с тысячами клокочущих энергией, жаждущих крови профессиональных воинов, которые умеют только убивать и ничем, кроме войны, заниматься не могут и не хотят. На протяжении истории прекращение войн везде и всегда сопровождалось резким всплеском преступности – оставшиеся не у дел солдаты за отсутствием альтернативы подавались в бандиты.
К счастью для Испании, проблема разрешилась сама собой. Колумб открыл Америку, и все это беспокойное воинство к великому облегчению соотечественников хлынуло за море в поисках богатства и славы (но, разумеется, также и спасать души язычников, силком обращая их в истинную веру). Читая историю покорения Нового Света, не устаешь дивиться просто мифической храбрости и силе воле конквистадоров, их невероятной выносливости, их готовности безропотно терпеть любые мытарства и лишения. То были поистине железные люди.
А что же их потомки? Еще семьдесят лет назад в Испании бушевала гражданская война, испанцы обильно проливали свою и чужую кровь за отечество. Но несколько десятков лет социализма и политкорректности вкупе с экзистенциальным отчаянием и неверием в будущее начисто оскопили нацию, веками считавшуюся образцом гордости и мужественности. И стоило террористам три года назад совершить серию скоординированных диверсий в мадридских электричках, как испанцы коллективно рухнули на колени и стали униженно просить пардону у “Аль-Кайды”. И то понятно: ради чего сражаться, если, словами поэта, “грядущее и пусто, и темно”?
В своей книге “Джихад в Испании: покорение Эль-Андалуса как идея-фикс исламистов” испанский политик Густаво де Арестеги в деталях описывает стратегию мусульман, мечтающих о “реконкисте” – повторном завоевании Испании. Радикальные исламисты действуют в рамках продуманной стратегии последовательного захвата городских районов, потом целых городов, потом провинций, потом регионов и наконец, всей страны. При этом особое внимание уделяется местам, исторически служивших символами мавританской Испании.
Типичный пример – Альбаисин, исторический квартал Гранады. Живущие в нем мусульмане убеждены, что, поскольку им удалось захватить Альбаисин, они смогут подчинить себе Гранаду, а со временем – и весь Эль-Андалус, жемчужину средневекового халифата. Вот как описывает тактику мусульман в Испании покойная итальянская журналистка Ориана Фаллачи, принадлежавшая к числу наиболее пламенных “лжепророков”, которые вызывают такое раздражение у подполковника Питерса:
“Братья во пророке Мохаммеде, приехавшие в Гранаду и поселившиеся в историческом квартале Альбаисин, знают, что делают. Они действуют по плану, отработанному в Бейруте и осуществляемому ныне во многих городах Франции, Великобритании, Германии, Голландии, Швеции, Дании и т. д. Альбаисин сегодня – это во всех смыслах государство в государстве, феодальный лен, иноверческая община, живущая по своим собственным законам. Со своими собственными общественными учреждениями, своей собственной больницей, своими собственными кладбищами. Со своей собственной бойней, своей собственной газетой La Hora del Islam, своими собственными издательствами, своими собственными библиотеками, своими собственными школами. Школами, где учение сводится к зубрежке Корана. И, разумеется, со своими собственными магазинами, своими собственными рынками, своими собственными банками. Даже со своими собственными деньгами, ибо в Альбаисине имеют широкое хождение золотые и серебряные монеты, отчеканенные по образцу дирхама, находившегося в обращении во времена Боабдила – последнего мавританского короля Гранады (отчеканенные, между прочим, государственным монетным двором Калле Сан-Грегорио при попустительстве испанского министерства финансов, которое делает вид, будто ничего не знает, привычно оправдываясь соображениями “поддержания общественного порядка”).
Нынешние режимы в странах Западной Европы возникли по следам чудовищной бойни двух мировых войн. Неудивительно, что изнуренные небывалым кровопролитием европейцы не смогли устоять перед сладкими посулами сирен социализма, обещавших им легкое, бездумное существование на протяжении всей жизни – от колыбели до могилы. Так на свет появилось “государство всеобщего благоденствия”, в котором гражданам не нужно было думать ни о чем, ибо власти взяли на себя отеческую заботу обо всех аспектах из жизни – от здравоохранения и обеспечения жильем до ухода за детьми и заботы о престарелых.
Европейцы предпочли бездумное гниение в тихой заводи иждивенчества и безответственности плаванию в бурных водах свободы с ее неопределенностью и необходимостью постоянно принимать трудные решения, рисковать. Наркотик социализма сделал свое дело. Европа впала в летаргию, ее мышцы атрофировались, ее воля к жизни фатально ослабла.
Немалую лепту в духовное оскудение Старого Света внесла и Америка, после окончания Второй мировой войны взявшая на себя ответственность за обеспечение безопасности своих союзников. Злейший враг не мог бы придумать более верного способа подорвать их дух. Избавленная от необходимости думать об обороне, Европа обратила все свои помыслы и ресурсы на легкую жизнь.
Но странно – погоня за удовольствиями и покоем не принесла европейцам ни счастья, ни успокоения, а лишь пресыщение, разочарование, смутное недовольство жизнью и собой. Видно, прав был Аристотель, указывавший, что истинно самоценная, наполненная смыслом жизнь выстраивается только на основе гражданских добродетелей – умеренности, мужества, жертвенности.
Демографический кризис, который не миновал ни одну европейскую страну, как раз и отражает эту душевную вялость и утрату веры в будущее. Чего же удивляться тому, что мусульмане так уверены в своей конечной победе? Им хорошо известна демографическая статистика, они знают, что коренное население Европы неудержимо вымирает, в то время как мусульманская диаспора быстро растет за счет высокой рождаемости и непрерывного притока иммигрантов.
Но дело не только в статистике: не менее важно и то, что за ней стоит. Известный канадский журналист Марк Стайн, убежденный в том, что Европа обречена, предлагает читателям оценить контраст между двумя женщинами – 64-летней палестинской шахидкой Фатимой ан-Наджар и американкой приблизительно такого же возраста, главой Епископальной церкви епископом Кэтрин Джеффертс Шори.
Палестинка родила своего первенца, когда ей было 12 лет, а всего у нее было девять детей и 41 внук. Со своей стороны, епископ Шори в интервью с корреспонденткой “Нью-Йорк таймс” поведала, что члены ее церкви в массе своей “высоко образованы” и вследствие этого “сознательно ограничивают размеры своих семей”. “Но ведь Бог повелел человечеству плодиться и размножаться, – пролепетала ошеломленная журналистка. – Значит ли это, что епископальная церковь считает библейский завет анахронизмом и не заинтересована в пополнении своих рядов путем поощрения рождаемости?”
“Скорее даже наоборот, – с гордостью ответила епископ Шори. – Мы поощряем наших прихожан сознавать свою ответственность перед нашей планетой и не расходовать природные ресурсы сверх того, что им совершенно необходимо”. “Что это, как не культ смерти? – спрашивает Марк Стайн. И далее: “У меня вопрос к достойному епископу: если у Фатимы ан-Наджар 41 внук, а у сознающей свою ответственность перед нашей планетой, высокообразованной епископалки – один, хорошо если два, кому скорее достанутся все эти ресурсы, о которых она так печется?”
Но тут следует упомянуть о другом, вероятно, еще более важном аспекте противостояния исламизма и западной культуры. Палестинская бабушка пожертвовала жизнью во имя своей веры (или ненависти – в данном случае не суть важно). А чем готова поступиться американская епископалка? Десертом ради сохранения фигуры? Внедорожником ради охраны чистоты воздуха? Кто усомнится в исходе поединка этих двух женщин, одну из которых воодушевляет фанатичная страсть, а другую – всего лишь вялая приверженность модному интеллектуальному поветрию?
Французские студенты готовы были пойти на баррикады, протестуя против отмены государственных гарантий занятости. Но когда в предместьях Парижа вспыхивают кровавые мусульманские бунты, никому из этой боевитой когорты в голову не приходит оказать сопротивление. Кто решится депортировать мусульман, если в главных городах Франции их пропорция среди молодежи уже приближается к 50%?
Чего опасаться английским исламистам, если правительство Великобритании позволяет мусульманским анклавам жить по законам шариата и не решается поднять над тюрьмами национальный флаг, дабы вид креста св. Георгия не оскорблял чувств заключенных-мусульман?
Чего бояться испанским мусульманам, если социалистическое правительство отменило план введения обязательного религиозного обучения в школах, зато с готовностью финансирует издание учебника ислама для первоклассников из мусульманских семей? Если школьники-мусульмане отказываются на уроках математики писать знак “+”, напоминающий им ненавистный крест, а учителя “с пониманием” относятся к чувствам своих правоверных учеников? У примаса католической церкви Испании кардинала Антонио Мария Роуко есть все основания с тревогой смотреть в будущее. “Нас пытаются отбросить назад, в 711 год [Год завоевания Испании мусульманами – В.В.], – с горечью замечает он. – Похоже, нам суждено вычеркнуть себя из истории”.
Что общего между нынешними тихими, слезливыми шведскими пацифистами и их предками – кровожадными викингами, наводившими панический ужас на средневековую Европу? Все эти харальды, олавы и рюрики промышляли разбоем, огнем и мечом добывая себе пропитание и верша такие немыслимые зверства, что память о них на долгие столетия запала в европейское сознание. В английских церквах даже читали специальную молитву о защите от дикой ярости скандинавских чудовищ.
А вот их потомки – люди совершенно другой породы. Они пугливо шарахаются на улицах своих собственных городов от мусульманской шпаны в тишортках с модным исламистским лозунгом “В 2030 году Швеция будет нашей” (по демографическим выкладкам, в указанном году мусульмане станут большинством в стране) и робко блеют в печати, что европейцы провинились перед Третьим миром и должны безропотно заглаживать свою вину перед его представителями, а если мусульмане насилуют шведских девушек, то, наверное, те сами провоцируют нападения, вызывающе одеваясь и тем самым не проявляя должного уважения к нормам мусульманской нравственности.
В своей книге “Америка в одиночестве” Марк Стайн предсказывает, что перед лицом мусульманской угрозы коренное население Европы разделится на три группы. Одни эмигрируют, как уже делают многие голландцы и французы; другие пожмут плечами и примирятся с исламизацией континента, о чем уже сейчас свидетельствует растущее число обращений в ислам; и лишь меньшинство стареющего населения не пожелает добровольно всовывать голову в исламистское ярмо.
“Борьба будет ожесточенной и кровавой, – пишет канадский журналист, – но ее конечный исход предрешен. Народ, отказывающийся размножаться, не может оказывать влияния на будущее. Более того, нежелание иметь детей ясно свидетельствует о равнодушии к будущему…Если вы демографически отказались от будущего, какой смысл за него воевать?”
Том Бетел в статье в журнале American Spectator пишет, что затухание веры неизбежно влечет за собой гибель цивилизации, ибо атеисты, не верящие в загробную жизнь, слишком высоко ценят единственную отпущенную им жизнь, чтобы подвергать ее опасности во имя чего-бы то ни было. Поставленные перед выбором: покориться или бороться, они предпочтут исламское ярмо (кстати, слово “ислам” и означает “покорность”).
Голландский писатель Оскар ван ден Боогаард, выступая на страницах брюссельской газеты De Standaard, сообщает, что он с огромной печалью наблюдает за процессом исламизации своей любимой Европы и “уже надел по ней траур”. Он сознает, что ничего поделать нельзя: “Я не воин. Я так и не научился бороться за свою свободу. Я умел только наслаждаться ею”.
Выдающийся историк ислама Бернард Льюис тоже не сомневается, что в самом скором будущем мусульмане неизбежно подчинят своему контролю Европу. “Европейцы утратили веру в свою цивилизацию и уверенность в себе. Они “разуверились в своей собственной культуре” и “капитулировали” перед исламом по всему фронту в духе “самоуничижения, политкорректности и мультикультурализма”, – говорит всемирно известный ученый. С его точки зрения вопрос лишь в том, какое будущее ждет колыбель западной цивилизации: “Будет ли Европа исламизирована или же ей удастся европеизировать ислам?”
Категорическое нежелание мусульманской диаспоры в Европе ассимилироваться, неуклонная радикализация ее молодежи и растущая популярность экстремистских и террористических движений в мире ислама – все указывает на то, что оптимистический сценарий развития событий маловероятен.
Перед лицом подавляющих доказательств гибельных тенденций, увлекающих в пропасть Европу, трудно понять истоки прекраснодушия в отношении будущего Европы, неожиданно нахлынувшего на Ральфа Питерса. Объяснить слепой оптимизм аналитика, всегда отличавшегося беспощадной трезвостью своих суждений, можно лишь единственным образом: его настолько ужасает перспектива гибели западной цивилизации в ее исторической колыбели, что он уговорил себя поддаться спасительным иллюзиям и принимает желаемое за действительное.
Можно привести множество примеров того, как пугающая действительность порождает подобную психологическую реакцию. Достаточно упомянуть хотя бы о самоубийственном израильско-палестинском соглашении, заключенном в Осло. Израильские лидеры и большинство их сограждан убедили себя в том, что Ясир Арафат тоже хочет мира, хотя ничто в его словах и делах не давало им оснований для такой уверенности. Но израильтянам не нужны были никакие аргументы – ими безраздельно овладела страстная, неподвластная голосу рассудка надежда на прекращение бесконечной войны, и ничто не смогло бы их переубедить.
Ральф Питерс в своем воображении видит, как корабли военно-морского флота США становятся на якорь в гаванях Бреста, Бари или Бременхавена, а подразделения американской морской пехоты сходят на берег, чтобы эвакуировать оказавшихся под угрозой мусульман. Что ж, такой сценарий вполне возможен, с одной только поправкой: угроза геноцида будет исходить не от потомков крестоносцев. Если мусульман и придется спасать, то разве что от их радикальных единоверцев-потомков сарацин.