Террор русской православной церкви

Для более ясного представления о роли церкви в политике государственной власти в прошлом и теперь размещаем на нашем сайте следующую публикацию 

   Евгения Шацкого :

Предисловие
Настоящий очерк является подготовленным к 2000-летию христианства кратким изложением террористических действий, предпринятых на территории России Русской православной церковью от основания до 1917 года. Актуальность его издания обусловлена некоторой односторонностью современных оценок истории русской церкви. Можно встретить мнения, что православная церковь отличалась от католической особой терпимостью, не проводила насильственной христианизации покоренных народов, не участвовала в "Охоте на ведьм" и т.п. В действительности, ни одна государственная религия или государственная идеология не может существовать без насилия и запугивания, и православие здесь не исключение. В то же время, террор РПЦ (Русской Православной Церкви) действительно был несравним по масштабам с аналогичными действиями Западной церкви. Из перечисленных ниже фактов читатель может самостоятельно сделать вывод о причинах этого. Автор предлагает свою концепцию.
Очерк предлагается вниманию всех любителей отечественной истории.
Церковный террор в Средние Века
Уникальность прихода христианства на Руси заключалась среди прочего в том, что князь Владимир оказался первым властителем, который всерьез воспринял заповеди новой веры, а именно, отменил смертную казнь. Как повествует "Повесть временных лет", вскоре к нему прибежали взволнованные греки-священнослужители. "Почему не казнишь разбойников?". "Греха боюсь", — откликнулся князь. — "Как там говорил Господь: "Не убий", "Не судите, да не судимы будете, прощайте, да прощены будете" и так далее. Святые отцы, ничуть не смутившись, тут же процитировали послание Павла к римлянам: "Начальник есть Божий слуга тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое". "Так что ты для того и поставлен Богом, чтобы различать добрых и злых". Владимир облегченно вздохнул и приказал смертную казнь восстановить. Естественно, церковь заботилась здесь не только о княжеских, но и о собственных интересах — первое восстание против введения христианства произошло уже в 989 году в Новгороде — как, спрашивается, убеждать невежественных язычников без смертной казни?
Характерны две истории о непокорных волхвах. Один, ставший было пророчествовать в Киеве, "в одну из ночей пропал без вести", якобы унесенный дьяволом (НКВД до такого объяснения не додумался). Другой волхв объявился в Новгороде, где принялся хулить веру христианскую и обещать совершение чудес. Власть новгородского епископа пошатнулась и тогда он, одев праздничное облачение и взяв в руки крест, призвал новгородцев разделиться на тех, кто верит волхву и верит богу: "князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву". Ситуация разрешилась малой кровью. Князь, спрятав под плащом топор, подошел к волхву и завязал с ним разговор: "А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?". "Чудеса великие сотворю", — ответил ничего не подозревающий богослужитель. Князь вынул припрятанный топор и одним ударом посрамил провидческий дар язычника. Естественно, никакого осуждения такого богословского аргумента как вероломное убийство со стороны автора летописи не следует. "И пал он мертвым, и люди разошлись. Так погиб он телом, а душою предался дьяволу", — удовлетворенно резюмирует христианский монах.
На православную Русь не распространилась западная "Охота на ведьм". Тем не менее ведьм у нас сжигали. Уже в "Повести временных лет" (под тем же 1071 годом) мы встречаем строки, достойные включения в "Молот ведьм": "Больше же всего через жен бесовские волхвования бывают, ибо искони бес женщину прельстил, она же мужчину, потому и в наши дни много волхвуют женщины чародейством, и отравою, и иными бесовскими кознями" (для сравнения, начало "Молота ведьм" (1487): "Это молот злодеек. Ересь эта не злодеев, а злодеек, потому так и названо. Если бы не женская извращенность, мир был бы свободен от множества опасностей". В 1204 году в Суздале были сожжены некие "лихие бабы", устроившие в княжестве неурожай. В 1227 году четырех волхвов сожгли в Новгороде. В 1411 году (почти за сто лет до начала "Охоты" в Европе) двенадцать "жонок вещих" наслали чуму на Псков, за что и попали на костер.
Таким образом Россия в каком-то смысле родина "Охоты на ведьм". Не прекратились расправы и позже. В 1575 году в Новгороде погибли на костре пятнадцать "ведуний". В 1591 году в Астрахани подосланные из Крыма колдуны навели порчу на "политического эмигранта" — переселившегося в Россию крымского царевича Мурат-Гирея. Государь Федор Иванович приговорил колдунов-шпионов к сожжению (перед казнью их подвергли всевозможным пыткам, дабы выяснить "по чьему умышлению испортили царевича", но никаких показаний добиться не удалось, возможно, "террористам" просто не в чем было признаваться). От 1647 года до нас дошел указ Алексея Михайловича на имя шацкого воеводы Григория Хитрово, повелевающий "на площади в струбе, облокши соломою", сжечь "женку Агафью и мужика Терешку Ивлева", которые с помощью заклинаний и "нити мертвого человека с приговором" уморили до смерти князя Н.И.Одоевского и нескольких крестьян. В начале 1653 года, из Москвы во все концы царства полетели указы, повелевающие усилить борьбу с ведунами и ворожеями. Преступлением объявлялось иметь "еретические и гадательные книги, и письма, и заговоры, и коренья", а наказанием для тех, кто и после царских указов "от таких злых и богомерзких дел не отстанут" провозглашалось разрушение до основания дома виновного и сожжение в срубе его самого. В 1666 году запорожский гетман И.М.Брюховецкий велел сжечь шесть ведьм, напустивших чахотку на него и его супругу. При подавлении восстания С.Разина в 1671 году были сожжены предводительница одного из отрядов восставших монахиня Алена, признанная "ведуньей" (как за неженское занятие, так и за свою стойкость во время пыток — палачи пришли к выводу, что она колдовским образом не чувствует боли) и бунтовщик Кормушка Семенов, у которого была найдена тетрадка с заговорами. Женка Федосья, обвиненная в порче, попала на костер в 1674 году, в северном городе Тотьме. В 1676 году в селе Сокольском очередным царским указом было повелено сжечь Панко и Аноску Ломоносовых, колдовавших с помощью кореньев. Последний раз русская ведьма взошла на костер в 1682 году. Это была Марфушка Яковлева, жена водопроводчика, уличенная в наведении порчи на самого царя Федора Алексеевича. Уже в 1731 году вышел императорский указ о сожжении, как самих волшебников, так и обращающихся к их помощи, но нет данных о применении указа на практике.
Следует иметь в виду, что перечисленные женщины (в отличии от большинства жертв на Западе), в основном действительно были профессиональными колдуньями. Из записок английского купца и дипломата Д. Горсея мы узнаем, что ведовство было для женщин, погибших в Новгороде, ремеслом, которым они занимались под покровительством новгородского архиепископа Леонида (на костер они попали после осуждения покровителя за измену). Вообще, из многих источников известно, что ведовство на Руси было широко распространенным, хотя и рискованным промыслом. Кроме государственного террора, как мы видели, достаточно регулярного, им угрожали неофициальные народные расправы (часто с участием местного духовенства) продолжавшиеся еще и в начале XX века. Собиратели русского фольклора братья Соколовы, в вышедшей в 1915 году статье "Белозерская деревня и ее быт", описали один такой случай: "тереховские крестьяне говорили нам, что в с. Пятнице на Вешаре соседнего Устяженского уезда как-то сожгли колдунью за то, что она многих "портила". Ближайшим поводом к такой расправе была порча колдуньей одной женщины молодухи (из деревни Володиной). Муж подговорил крестьян. Они забили окна и двери, обложили дом колдуньи соломой и подожгли..."
Значительно позже, чем на Западе и в Византии добралось до Руси аутодафе. Первое сожжение еретиков в России состоялось в 1504 году, последнее — в 1743. Совсем недолго, по сравнению с Западом. И судя по русским источникам еще и крайне редко. Правда, о некоторых случаях казней еретиков мы узнаем из источников иностранных, вероятно, рассказывая о своих подвигах в этой области православная церковь проявила понятную скромность. Об этой области церковного террора подробнее.
Если на Западе центром еретичества был образованный Париж, то в России многие ереси возникли в исполненном демократических традиций, тесно связанным с заграницей, Новгороде. Там же прошли и первые удары церковного террора. В 1374 году в Новгороде появились трое проповедников: дьякон Никита, стригольник (недопосвященный причетник, имевший на голове особую стрижку) Карп и третий, имя которого источники не сохранили. Выяснилось, что прибыли они в "вольный город" из Пскова, спасаясь от преследований тамошнего духовенства. Что, учитывая их учение было совсем неудивительно, по мнению нечестивых еретиков, грешный, недостойный священник не мог отпускать чужие грехи и проводить святые таинства. Они отрицали необходимость существования церкви, критиковали безнравственность ее служителей, выступали против монастырей. В жизни они рекомендовали воздержание, молитву и книжное учение. Через год все трое были замучены и сброшены в Волхов. Нередко умерщвлялись "стригольники" (как прозвали новую ересь) и в дальнейшем. Впрочем, церковь, следует отдать ей должное, проявляла в этом вопросе некоторую терпимость: в 1427 году, митрополит Фотий, хотя и запретил православным есть и пить с еретиками, повелел также не казнить их смертью: "Толико не смертными, но внешними казнями и заточеньями". Существует предположение, что мягкость к стригольникам московская митрополия проповедовала исключительно с целью ослабить слишком независимую новгородскую епархию.
Повод для первого отечественного аутодафе дала уже не стригольническая, но так называемая "жидовствующая ересь". Основанная, по преданию, заехавшими в Новгород иудеями, она впитала многие другие ереси, существовавшие на русской почве. Жидовствующие отвергали монашество, догмат о троичности и божественности Христа, бессмертие души. В короткое время ересь приобрела много сторонников, в том числе в церковной среде. Ей сочувствовал даже сам Великий князь Иван III (1462 — 1505) (которому особенно нравилось отрицание монашества — князь мечтал о секуляризации монастырских земель). Неизвестно чем бы это кончилось, если бы 12 декабря 1484 года на митрополичий престол Новгорода не взошел некий Геннадий Гонозов — деятель, которого по праву можно назвать отцом русской инквизиции. Зная о распространенных в епархии еретических настроениях, он распорядился начать тайное расследование. "Жидовствующие" тщательно скрывали свои взгляды, только в 1487 году, благодаря подслушанной пьяной болтовне, Геннадию удалось напасть на след. Трое изоблаченных были посланы в Москву, где был проведен Собор, осудивший ересь и приговоривший пойманных к избиению кнутом и отсылке к Геннадию на покаяние. Геннадий начал хватать в Новгороде всех подозрительных и предавать тому же наказанию. Еретики перебрались в Москву. Там сторонниками нового учения были протопопы Успенского и Архангельского соборов, архимандрит Симоновского монастыря Зосима, доверенное лицо Ивана III дьяк Федор Курицын и многие другие. В сентябре 1490 года Зосима был даже избран московским митрополитом и приказал Геннадию прислать изложение своих взглядов на христианское вероучение — это означало обвинение в ереси. Геннадий отказался, и вместо этого сам обвинил Зосиму в недостаточном преследовании жидовствующих: "Если Великий князь того не обыщет и не казнит этих людей, то, как нам тогда свести срам со всей земли! Вон фряги какую крепость держат по своей вере: сказывал мне цезарский посол про шпанского короля, как он свою землю-то очистил!"
Итак, образцом священнослужителя Гонозов счел Великого инквизитора Торквемаду (приступившего к "очистке", стоившей жизни 8 800 еретикам, в 1481 году). Митрополит и Великий князь эти призывы игнорировали. Тогда он направил послание ко всем русским архиереям, призывая провести собор, "чтобы еретиков казнить, жечь и вешать (...) пытать их накрепко, чтобы дознаться кого они прельстили, чтобы искоренить их совсем и отрасли их не оставить". Сам он немедленно начал пытать нескольких еретиков, высланных к нему до этого, и добился показаний против Федора Курицына. Из Москвы ответили, что не верят показаниям, вырванным пыткой. В своем послании Геннадий горько жаловался на эту подозрительность: "Говорят, что я Самсонка мучил; не я его мучил, а сын боярский великого князя, мои сторожи только стояли, чтобы кто-нибудь посула не взял".
17 октября Собор был созван, но Геннадия на него не пригласили. Собор обвинил ряд священнослужителей в том, что они считали иконы, наряду с идолами, делом рук человеческих, признавали кровь и тело христово — простым хлебом и вином и за столь богомерзкие утверждения предал их проклятию и заточению. Семь осужденных направили в Новгород, где Геннадий встретил их по всем правилам инквизиции: посадил лицом к хвосту на вьючных лошадей, надел на голову берестовые шлемы, а на грудь таблички: "Се есть сатанино воинство" и в таком виде ввез в город. Затем берестовые шлемы были сожжены прямо на головах связанных еретиков (здесь Гонозов проявил определенную оригинальность). Двое из подвергнутых такому наказанию сошли с ума и вскоре умерли.
В дальнейшем эстафета борьбы с ересью перешла к Волоцкому игумену Иосифу Санину. В 1493 году Иосиф выступил против продолжавшего поддерживать ересь Зосимы и принудил его оставить кафедру. Некоторое время ересь держалась поддержкой Великого князя. Наконец, в декабре 1504 года состоялся новый Собор, окончательно осудивший "жидовствующих". Изобличенные выразили раскаяние, но Иосиф Волоцкий настаивал, что это акт вынужденный и требовал жестокой казни. Иван III поинтересовался насколько подобное обращение с "заблудшими" соответствует христианской морали. Не растерявшийся Иосиф, также как некогда и византийские миссионеры, процитировал одно из посланий апостола Павла: "Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему наказанию повинен будет тот, кто попирает сына Божия? " (Евр. 10, 28 — 29). Крыть было нечем, и 28 декабря трех еретиков в клетке сожгли в Москве, и еще "многих еретиков" в Новгороде. Другие были отправлены в тюрьмы или по монастырям, против чего Иосиф Волоцкий выступил с яростным протестом: "Этим ты государь творишь мирянам пользу, а инокам погибель". Сам он считал, что еретиков следует либо убивать: "Грешника и еретика руками убити или молитвою едино есть", либо, на худой конец, пожизненно отлучать от церкви и заточать в темницу. После смерти Ивана III Иосифа поддержала светская власть, Великий князь Василий III (1505 — 1533) предписал еретикам "языки резать, иных огню предать".
Несколько смягчился церковный террор при Иване Грозном, который, подобно Ивану III, мечтал о секуляризации церковных земель и потому отрицательно относился к репрессиям в борьбе с Реформацией (известны его слова по поводу Варфоломеевской ночи: "У Францовского короля в его королевстве, несколько тысяч и до сущих младенцев избито; и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое бесчеловечество францовский король над толиким народом учинил и кровь толикую без ума пролил"). В 1554 году, открылась ересь московского дворянина М. С. Башкина, который, самостоятельно трактуя Новый Завет, обнаружил там следующие тезисы: любовь к ближнему, равенство людей, недопустимость рабства. Башкин отпустил своих холопов и призвал тоже самое сделать других. В области религии, он отвергал церковные обряды, поклонение иконам, церковное покаяние ("как перестанет грех творить, так хоть у священника не покается, так не будет ему греха"), считал жития святых — баснословием и т. п. Решающее влияние на учение Башкина оказало реформаторское движение в Европе. На церковном Соборе он был приговорен к вечному заточению. Сочувствовавший ему троицкий игумен Артемий и некоторые другие были сосланы (любопытно, что церковные иерархи настаивали на казни, за еретиков заступился царь). Артемий бежал из ссылки и эмигрировал в Литовское государство. В это же время власти задержали монаха Феодосия Косого с несколькими последователями. Косой отвергал бессмертие души, иконопочитание, институт рабства. Они также были сосланы и бежали в Литву. Один русский еретик, прозванный в Литве "вторым Лютером", рассказывал, что в Москве его должны были сжечь, но царь отменил смертный приговор. Однако милосердная политика продолжалась недолго, когда в 1563 году московские войска взяли литовский город Полоцк, захваченный там приверженец Косого Фома был утоплен. Это ужесточение мер связано с тем, что Россия начала войну с лютеранской Литвой и на отечественных протестантов стали смотреть, как на пособников противника (московский митрополит провозгласил целью войны священную борьбу православного воинства против "прескверных лютор" — в действительности, "джихад", конечно, преследовал цели выхода к Балтийскому морю). Взятие Полоцка вообще было настоящей оргией религиозного террора. Все жители-лютеране были высланы в Россию. Иудеи — поголовно утоплены. Католические монахи цистерианцы — обезглавлены. С другой стороны любопытно, что когда православное духовенство потребовало запретить лютеранам-переселенцам протестантское богослужение — царь отказал. Более того, царь наказал московского митрополита, силой заставившего одного немца принять православие. По немецким источникам, митрополит принужден был заплатить за насилие над лютеранином 60 000 рублей (Иван IV рассчитывал включить Литву в Московское государство и не хотел раздражать новых подданых до завершения военных действий).
Грозного сменил крайне благочестивый Федор Иоаннович. Об одной из устроенных при нем казней сообщает английский посланник Флетчер: "муж и жена содержались целых 28 лет в тюрьме, до тех пор, пока они превратились в совершенных уродов по волосам, ногтям, цвету лица и прочему, и наконец, были сожжены в Москве, в маленьком доме, который нарочно для того подожгли. Вина их осталась тайною, но вероятно, что они были наказаны за какую-нибудь религиозную истину, хотя священники и монахи уверили народ, что эти люди были злые и проклятые еретики". Возможно, протестант Флетчер ошибался, считая казненных своими единоверцами, но как было на самом деле сказать невозможно, ибо русские источники о данной казни скромно умалчивают. Итальянец Петр Петрейи, побывавший на Руси в начале семнадцатого столетия сообщал, что святотатцев сажали на кол, а затем сжигали их трупы. В Соборном Уложении, принятом в 1649 году и действовавшем два столетия — нарушителей божественного и церковного закона было предписано казнить огнем.
Террор русской церкви в Новое время
В 1653 — 58 гг. патриарх Никон провел церковную реформу, разделившую священнослужителей на старообрядцев и никониан. Обе стороны объявили друг друга еретиками. Глава старообрядцев Аввакум с тремя единомышленниками был заточен в подземной тюрьме города Пустоозерска и плодотворно занимался там литературной деятельностью. Касался он и вопроса применения террора по отношению к еретикам. "Житие": "наших на Москве жарили, да пекли: Исаию сожгли, и после Авраамия [между 1670 и 1674 годами] сожгли, и иных поборников церковных многое множество погублено, их же число бог изочтет. Чудо, как то в познание не хотят приити: огнем, да кнутом, да виселицею хотят веру утвердить! Которые-то апостолы научили так? — не знаю. Мой Христос не приказал апостолам так учить, еже бы огнем, да кнутом, да виселицею хотят в веру приводить". Это о репрессиях против своих сторонников. А вот о противниках (из письма царю Федору Алексеевичу): "А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья пророк, всех перепластал в единый час (...) Перво бы Никона, собаку, и рассекли начетверо, а потом бы никониян". Вообще, обличение террористической политики по отношению к своим сторонникам и признание ее вполне нормальным явлением, когда дело обстоит наоборот, является общим местом политической пропаганды.
Казни старообрядцев приобрели массовый характер. "В Казани никонияне тридцать человек сожгли, в Сибири столько же, во Владимире — шестерых, в Боровске — четырнадцать человек", — сухо фиксировал Аввакум дошедшие до него сведения о казнях единоверцев. С 1668 по 1676 год продолжалась осада воспротивившегося церковной реформе Соловецкого монастыря. По взятию его все монахи, по выражению церковного историка, "подверглись достойной казни" — частью изрублены, частью повешены: за шею, за ноги, двое вожаков за ребро.
14 апреля 1682 года были сожжены в земляном срубе Аввакум и три других узника Пустоозерска. Летом того же года в Москве состоялось старообрядческое восстание, поддержанное стрельцами. Глава восставших Никита Пустосвят (прозвище, конечно, дано православными оппонентами) добился диспута о вере с никонианами. Несмотря на присутствие патриарха и царевны Софьи, диспут проходил бурно, ругань сменялась кулачным боем. В итоге старообрядцы покинули Грановитую палату с торжествующими криками: "Победихом, победихом! Мы всех архиреев перепрехом и посрамихом!" На следующий день восстание было подавлено, Никита Пустосвят схвачен и 11 июля 1682 года казнен на Лобном месте. В 1685 году был принят специальный указ, предусматривающий сожжение в срубе за старообрядческую агитацию и за возвращение в раскол после покаяния, и более мягкие меры (кнут, ссылка, штраф) за тайное исповедание старообрядчества и укрывательство раскольников. Основной мотив — помешать распространению ереси. В 1720 году, расколоучитель Александр Дьякон, ранее отрекшийся от раскольнических взглядов, явился в Петербург и подал Петру I донесение, в котором полностью раскаивался в своем отречении. Отважный фанатик был обезглавлен и сожжению подверглось только мертвое тело.
Раскольники постепенно переселялись за рубеж, либо на окраины государства. Крупная старообрядческая община образовалась по реке Иргизу в саратовском крае, в 1727 году казанский архиепископ писал, что без воинской команды в слободы на Иргизе "въезжать опасно". В 1762 году Екатерина II, несмотря на протест официальной церкви, объявила об амнистии беглым раскольникам. В дальнейшем, антираскольническое законодательство все больше смягчалось. В 1780 году появились даже старообрядческие церкви и монастыри (на Иргизе).
Александр I дозволил старобрядческим попам именоваться священниками, утвердил секретные инструкции 1822 года "о попах и молитвенных домах старообрядцев", которые предписывали не трогать православных попов, перешедших в старообрядчество и не касаться старообрядческих церквей. Последняя вспышка борьбы со старообрядцами пришлась на царствование Николая I, ярого сторонника унификации всех областей жизни. Вступив на престол, он объявил политику правительства: действовать так, чтобы наличные раскольники дожили свой век, а новых не появилось. В 1826 году были сняты кресты со старообрядческих церквей, запрещены постройка новых и ремонт старых зданий. В 1827 году старообрядческим попам запретили переезжать из уезда в уезд. В 1832 году было предписано возвращать епархиальному начальству попов, перешедших в раскол (большая часть раскольников продолжала считать, что благодать лежит лишь на священниках, рукоположенных церковью). Затем последовал разгром старообрядческих монастырей в Иргизе (во исполнение неоднократных требований духовенства, игнорируемых в предыдущие царствования). В Средне-Воскресенском монастыре, в ход пришлось пустить казацкую команду, действующую ногайками и пожарных, обливавших толпу из шлангов; дело было в начале марта и более тысячи человек были связаны обледеневшими. Показывая приехавшим с командой православным священнослужителям на эту груду полузамерзших тел, губернатор весело предложил: "Ну, господа-отцы, извольте подбирать, что видите". Преемники Николая окончательно прекратили преследования старообрядцев: в 1858 году было допущено раскольническое богослужение в домашних церквях и молельнях, а в 1883 — вообще дозволено свободное отправление старообрядческого культа.
Что касается церковного террора, не связанного с расколом — последние его яркие проявления относятся к концу XVII — началу XVIII века. Еще в 1687 году была основана Славяно-греко-латинская академия — первое русское высшее учебное заведение. По совместительству это учреждение занималось борьбой с инакомыслящими: "И о сем им блюстителю со учительми тщатися крепце еже бы всякого чина духовным и мирским людям, волшебных и чародейных и гадательных и всяких от церкви возбраняемых и богохульных и богоненавистных книг и писаний у себя никому весьма не держати и по оным не действовати, и иных тому не учити. А у них же таковые книги или писания ныне суть, и оным таковые книги и писания сожигати... Аще же кто сему нашему царскому повелению явится противен и отныне начнет кто от духовных и мирских всякого чина людей, волшебные и чародейные и гадательные и всякие от церкви возбраняемые и богохульные и богоненавистные книги и писания у себя коим ни буде образом держати и по оным действовати, и иных тому учити, или и без писания таковая богоненавистная дела творити, или таковыми злыми делами хвалитися, яко мощен он таковая творити, и таковый человек за достоверным свидетельством без всякого милосердия да сожжется" (14 параграф грамоты об учреждении Академии). Академия ведала духовной цензурой, надзирала, как за школьным, так и за домашним образованием, наконец, пользовалась правом судить изобличенных еретиков. Назовем только двух жертв этого весьма своеобразного учебного заведения.
В 1689 году в срубе на Красной площади был сожжен протестантский пастор Квирин Кульман. В 1691 году был приговорен к вечному заточению выдающийся русский поэт, историк и просветитель Сильвестр Медведев, обвиненный в т. н. хлебопоклонной ереси (чисто обрядовое разногласие). Через месяц Медведев был казнен, в основном по политическим мотивам (поддержка царевны Софьи против Петра), но среди обвинений фигурировало и то, что он прельщался "киевскими новотворными книгами", сближавшими православие с католицизмом.
24 октября 1714 года церковный собор в Москве осудил лютеранский кружок профессора Тверитинова, отрицавший чудеса, почитание икон и мощей (причем ранее вынесенный по этому делу приговор сената об освобождении подозреваемых был проигнорирован, на основании того, что еретики "суд гражданский обольстили"). 29 ноября один из членов кружка, Фома Иванов (изрубивший, находясь в заключении, икону с образом одного из святых), был сожжен в срубе все на той же Красной площади, характерная деталь — на медленном огне. Дальше дело перешло в Петербург и затянулось. 22 января 1716 года Петр I подписал следующий именной указ: "Указ господам Сенату. По делу Дмитрия Тверитинова, розыскав, и оное конечно вершить, и которые по тому делу приносят или принесут вины свои, тех разослать к архиереям в служение при их домах, и чтобы они имели за ними крепкий присмотр, дабы они непоколеблемы были в вере. А которые не принесут вин своих, и тех казнить смертию. Под тем приписано его царского величества собственною рукою: Петр". Имеется достаточно свидетельств весьма прохладного отношения императора к православной церкви, и столь "благочестивый" указ объясняется, с одной стороны, давлением клерикалов, с другой, необходимостью защиты государственной идеологии от любых вольнодумцев. Так как Сенат продолжал затягивать дело, Петр издал еще один именной указ, которым и разослал подозреваемых под надзор к архиереям. В связи с этим делом были написаны трактаты местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского: "Увещание к православным" и "Камень веры", достойные встать рядом с "Молотом ведьм" и многочисленными наставлениями инквизиторов. Митрополит доказывал, что единственным наказанием для еретиков должна быть смерть: "самим еретикам полезно умереть". Он призывал всех православных доносить на "непокорных церкви" под страхом отлучения и проклятия (всеобщее доносительство также неотъемлемая черта террористической политики). Любопытно, однако, что позднее "Камень веры" стал запрещенной книгой, как содержащий католические идеи.
В дальнейшем законы по отношению к еретикам постепенно смягчались. В воинском уставе 1716 года сказано, "ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижник, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть. Толкование. Наказание сожжением есть обыкновенная казнь чернокнижцам, ежели оный своим чародейством вред кому учинил, или действительно с дьяволом обязательство имеет". Профессор Латкин обнаружил, что данная статья устава была заимствована из военно-уголовных сборников Запада. В 1721 году, был казнен "работный человек" Иван Орешников за то, что он "хулил бога и царя". Однако, в 1751 году солдат В. Микулин, заявивший: "Я в бога не верую", был всего лишь сослан в монастырь (может быть потому, что о царе он благоразумно промолчал). В 1738 году еврей Борух Лейбов ухитрился обратить в иудаизм флотского капитан-поручика Александра Возницына. Возницын даже совершил обрезание и был изобличен в вероотступничестве собственной супругой. Та подала донос и, по высочайше утвержденной резолюции сената, Лейбов и Возницын были сожжены. Благочестивая вдова, кроме законной части из имения мужа, получила еще сто душ с землями "в вознаграждение за правый донос".
Наконец, последний костер в истории русской церкви вспыхнул в 1743 году. Здесь следует поговорить об еще одном назначении церковного террора (помимо борьбы с ведьмами и еретиками) — христианизация завоеванных народов. Распространение православия среди населения Поволжья началось сразу по присоединении этого района к России, но особенно ожесточилось она в первой половине XVIII века (в пику мусульманским миссионерам — после русско-турецкой войны 1735 — 1739 годов). Указом от 11 сентября 1740 года были намечены меры по скорейшему ЗАВЕРШЕНИЮ процесса христианизации (это учитывая, что христиане Поволжья не составляли и сотой части его населения).
Комиссия новокрещенских дел была реорганизована в Новокрещенскую контору, в распоряжении которой, помимо священников и проповедников, находились постоянно увеличивавшиеся воинские силы. Архиреем края был назначен ярый фанатик Дмитрий Сеченов.
Новокрещеные получали деньги, одежду, освобождение от податей и рекрутской повинности. Отказывавшиеся креститься, напротив, платили повинности за новообращенных христиан, подвергались побоям и прямому насилию — последнее впрочем происходило по личной инициативе архирея. Такая политика привела к тому, что в 1741 — 42 годах, удалось обратить в христианство более 17 тысяч человек. Но насколько было крепко подобное "обращение" показал следующий случай. В 1743 году Сеченов, проезжая через мордовскую деревеньку, благочестиво распорядился разорить языческое кладбище. С трудом избегнув рук возмущенных местных жителей, он вызвал воинскую команду, которая несколькими залпами (отнюдь не в воздух) рассеяла "бунтовщиков". На следствии выяснилось, что во главе возмущения стоял новокрещеный мордвин Несмеянко — Кривой. Последний, как выяснилось, не только отрекся от православной веры и снял с себя крест, но и расколол икону. Вероотступник был сожжен заживо. Архирею Сеченову было официально запрещено насильно крестить язычников. Кстати рубить иконы небезопасно и в наши дни. В 1998 году, художник-авангардист Тер-Аганян занялся рубкой "святых" изображений на открытии выставки "Ари-манеж", за что и был привлечен к уголовной ответственности по статье 282 УК ("Действия, направленные на возбуждение религиозной вражды" — ???). Спасаясь от угрозы тюремного заключения "на срок от двух до четырех лет", художник попросил политического убежища в не имеющей соответствующих законов Чехии.
Из менее жестких мер по укреплению религиозного чувства следует упомянуть указ об изгнании некрещеных евреев от 2 декабря 1742 года, замененный, после присоединения Польши, печально известной чертой оседлости. Существовала система штрафов за разговоры в церкви и неучастие в крестных ходах. Императрица Елизавета предписала на тех, кто в церкви болтает накладывать цепи — "для знатных чинов медные вызолоченные, для посредственных белые луженые, а для прочих чинов просто железные". В 1748 году епископ Велико-Устюжский и Тотемский повелел: "Буде же кто леностью и нерадением во святую церковь ходить не будет, такого побуждать и увещевать непременно. А ежели во втором и третьем увещевании и понуждении кто непреклонен и упрям окажется, такового священником с причетником каждому своего прихожанина для наказания, и чтобы таковых исхождения лености не имел, садить в цепь и колодки и держать летним временем на площади при колокольне".
Тогда же церковь вновь пыталась оказать влияние на светский террор — в соответствии с традициями, идущими с времен князя Владимира, не в сторону смягчения. В 1754 году сенат представил на высочайшее имя доклад об освобождении от пыток преступников моложе 17 лет.
Православный Синод выступил с протестом — по учению святых отцов, совершеннолетие считается с 12 лет, с этого возраста и следует начинать пытать преступников. С. Вознесенский, в статье "Елизавета Петровна", написанной для словаря Брокгауза-Ефрона (1913 год), дал следующую оценку "милосердному" протесту православных священнослужителей: "они забыли, что постановления, на которые они ссылались, относились к населению южных стран, гораздо раньше северян достигающему совершеннолетия". Кстати, императрица утвердила доклад сената без изменений.
По законодательству, действующему накануне революции, изобличенный еретик подвергался уже только "лишению всех прав состояния и ссылке на поселение". Православные, уклоняющиеся от исповеди (а по обычаю введенному еще Петром I, исповедники сообщали полиции об услышанных на исповеди признаниях в политических преступлениях) и прочих обрядов подлежали "церковным наказаниям по усмотрению и распоряжению духовного епархиального начальства, с наблюдением токмо, чтоб при сем не были надолго отлучаемы должностные от службы, а поселяне от домов и работ своих". Всего Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (разработано в 1845, незначительные изменения внесены в 1885 году) включало 81 статью, посвященную преступлениям против веры (для сравнения: французский Кодекс Наполеона — 5 статей, Общегерманский уголовный кодекс — 3 статьи). Еще пример из этого благочестивого законодательства, по которому жили еще наши прадеды и прабабки: за распространение сочинений, порицающих православную церковь, виновный (виновная) приговаривался к двадцати ударам плетьми и ссылке в отдаленнейшие места Сибири.
В 1866 году была издана книга И. М. Сеченова: "Рефлексы головного мозга", в которой ученый материалистически объяснил психические процессы. Петербургский митрополит потребовал, чтобы автора "сослали для смирения и исправления" в Соловецкий монастырь. Дело ограничилось тем, что книга год не допускалась в продажу. В начале 90-х годов, доля осужденных за религиозные преступления колебалось между 1 и 2 % от общего числа преступников. В 1894 — 1903 годах за них были осуждены 4671 человек, в 1904 — 1913 — более 8000. Временное правительство впервые провозгласило свободу совести, а послеоктябрьский террор уже и вовсе носил противоположный характер. Итак, история отечественной церкви показывает ее значительно более мягкую политику к еретикам, чем на Западе. Так, не получила у нас широкого применения казнь через сожжение заживо. Другой опрос — каковы были причины этого? Может гуманизм православного учения, в сравнении с католическим? Действительно, оторванность нашей отчизны от европейского развития христианства сыграла определенную роль. Ведь там массовые сожжения начались после папских булл об учреждении инквизиции, а на православную Россию их действие не распространялось. Среди ярых гонителей еретиков были несомненные поклонники католической церкви.
Геннадий Гонозов ссылался на опыт Торквемады, Стефан Яворский обучался в иезуитской коллегии. Но не отставали от них и православные ортодоксы. Первое сожжение еретиков было проведено по инициативе и настоянию церковного собора (собрания всех высших правосланых иерархов), особенный фанатизм проявил Иосиф Волоцкий, причисленный РПЦ к лику святых. В 16 веке другой церковный собор настаивал на казни последователей Башкина и Косого. Сожжение Фомы Иванова при Петре опять-таки прошло под давлением всего православного церковного Собора. Как видим, дай нашей церкви волю - она учредила бы инквизицию, не хуже папской. К счастью, этой воли ей не дали.
Здесь дело не в догматическом, а организационном отличии православия от католицизма - абсолютном подчинении церкви государству.
Государство же было к еретикам (если они не покушались на общественный строй) достаточно равнодушно, и даже (если они готовы были передать светской власти церковные богатства) оказывало им скрытую поддержку. Здесь можно привести в пример и Ивана III, и Ивана Грозного (вообще не склонного к милосердию), и петровский сенат. Но преувеличением было бы объявить светскую власть покровительницей еретиков. Какие бы разногласия не возникали между светской и духовной властью, православие оставалось государственной идеологией, которую государство охраняло от нападок. Отсюда двойственность его политики по отношению к инакомыслящим. Иван III, долго сочувствовавший "жидовствующим", в итоге дал добро на их сожжение. Иван IV в 1553 году заступившийся за сторонников Косого, через десять лет казнил одного из них. Петр, относившийся к церкви с неприязнью, настоял на наказании кружка Тверитинова. Судьбу раскола, когда обе стороны требовали от царя террора против своих противников, решило то, что никонианство вводилось по монаршему указу, а староообрядцы выступили его ослушниками. Позднее не избежал ссылки и Никон, пытавшийся противопоставить себя царю. В этом вопросе Алексея Михайловича волновали не истинность того или другого направления, но безусловность подчинения подданных его воле.
Итак, сожжения еретиков проходили на Руси с 1504 до 1743 года, хотя и редко, но достаточно регулярно. Карались еретики и другими способами, например, утоплением. Причина редкости преследований за религиозные преследования, во-первых, в разрыве с западно-европейским христианством, во-вторых, в подчиненном положении православной церкви к государству.